— Но вы с отцом ученые люди! Вы знаете все то, что знаю я, и намного больше! — в отчаянии воскликнула я, ведь он говорил не о том.
— Да, но мы не были воспитаны в этом, вот в чем разница. — Джон говорил так уверенно, что я запнулась. — Мы выросли в мире, где не было ничего, кроме страха тьмы. Где смерть поджидала за каждым углом. Когда Лондон в любой момент могли окружить войска и солдаты могли повесить любого мужчину, изнасиловать любую женщину, поднять любого младенца на штыки и поджечь любую церковь. Когда книги были заперты в монастырях и нашей последней надеждой на спасение оставалась единая истинная церковь и священники, являвшиеся посредниками между нами и Богом. Разумеется, как только наступил мир и появился досуг, наши ровесники увлеклись новым учением и новой свободой мысли. Но мы не забыли страха, в котором выросли. Он сохранился в умах. И мы не можем радоваться, когда поднимают руку на церковь. Ты не можешь ожидать от нас этого.
Он замолчал, ожидая моего согласия. Но я упорствовала, хотя его уверенность постепенно наводила меня на мысль, что я увидела только одну сторону проблемы.
— Но отец, Эразм, все вы привыкли говорить об испорченности церкви, — заскулила я. — И никого из вас за это не посадили на цепь. Почему же так страшно, когда несколько сапожников собираются на молитву в дубильной мастерской?
Он терпеливо вздохнул.
— Это уже не просто несколько сапожников, не просто несколько молящихся, Мег. Не просто застольные шутки про священников, погрязших в грехах и торгующих индульгенциями. Дело зашло намного дальше. Сейчас осаждают Бога и Его церковь. В Германии толпы крестьян в ярости опустошают земли, сжигают храмы и убивают верующих. Мошенники-монахи нарушают обет целибата и женятся на монахинях, поклявшихся быть невестами Христу. Нам всем угрожает древний хаос, ужас, которого ты никогда не знала. Даже если ты все понимаешь, тебе трудно увидеть опасность в тихой Англии, но всякий, кто бывал в последние годы в Европе, заметит признаки нависшей над христианством тьмы. Это может случиться и здесь. И твой отец имеет полное право на борьбу. Нет лучше полководца, который повел бы нас на войну с еретиками, ведь именно этот ученый и дворянин воспитал нас, именно этот самый добрый, самый тонкий, великодушный и мудрый человек. Поэтому ты никогда не заставишь меня поверить в то, чего испугалась, — что ему может доставлять удовольствие причинять боль. Тебе нужно отказаться от этой мысли. Она не имеет оснований. — Его уверенность оказалась сильнее моей. Его преданность отцу заставила меня устыдиться. Я опустила глаза. — Все проще, чем ты думаешь, Мег. Мы с тобой найдем свое счастье. Теперь мы не одиноки. Но нужно делать, как он говорит. Нельзя отвлекать его. Он ведет войну на нескольких фронтах. Опасны не одни сапожники. Есть кое-что и похуже. Ересь поднимает свою отвратительную голову повсюду — даже при дворе.