— У меня сестра заболела. — Он прикончил кружку и, прямо грязную, засунул в мешок, не выпуская изо рта кусок хлеба. — Моя мама велела спросить, не зайдете ли вы ее посмотреть.
Здесь пока случаев потной болезни не было. Мы поспешили по потрескавшейся земле, спотыкаясь о еще не рассохшиеся комья земли, рассыпавшиеся у нас на глазах. Семья мальчика жила в амбаре, но тем утром возле вонючей канавы с теплой водой и гудящими насекомыми мать из одеяла соорудила для дочери палатку и перенесла ее туда, укрыв от друзей и родных. Девочке — белокурому оборвышу с красными глазами — было лет пять-шесть. Откинув одеяло, я увидела, что она тяжело дышит.
— Она проснулась от крика. — Беззубая женщина нависла над девочкой. Она так высохла и исхудала, что ее, ровесницу мне, можно было принять за мою мать. — Так кричала! У нее болела шея, ее трясло. Мы перенесли ее сюда, тепло укутали и положили на солнце. Она почти не двигается.
Я пощупала девочке лоб. Холодная испарина, наблюдающаяся в начале болезни, сменилась жаром, лоб пылал. Моя рука замерла. Бешено забилось сердце.
— Это ведь не может быть потная болезнь. Ведь она холодная, — сказала мать со слезами на глазах и надеждой в голосе. — Вы ведь дадите ей что-нибудь, мисс?
Она неотрывно смотрела на мою корзинку с чистыми повязками и безобидными лекарственными растениями. Там не лежало ничего, что могло бы снасти от потной болезни. От нее вообще ничего не могло спасти.
Я отняла руку и показала матери ладонь, мокрую от прогорклого пота. Капли пота уже стекали с детского тельца, девочка начинала стонать. Мать несколько секунд пристально смотрела на мою руку, пока не поняла, что означал блестевший на ней пот. Она с подавленным криком оттолкнула мою руку, бросилась к дочери, с болью прижала ее к себе и, не обращая на меня никакого внимания, принялась укачивать ее.
— Джейни, Джейни, не волнуйся, любовь моя, Джейни, ты поправишься, Джейни… — бормотала она.
Не зная, что делать, я запаниковала.
— Наполни питьевой водой все кружки, какие только найдешь, и неси сюда, — обратилась я к испуганному, растерянному мальчику, молча стоявшему возле меня и смотревшему, как его мать и сестра ритмично раскачиваются на земле. Нужно было хоть что-нибудь сказать, хоть как-то заглушить ощущение собственной беспомощности. — Она скоро захочет пить.
Он убежал, сверкая босыми пятками. Через несколько секунд — мальчик еще не мог вернуться с водой — я снова услышала шаги, но тяжелые. Кто-то шел в сапогах. Сзади на меня надвинулась тень. Хотя полуденное дрожащее солнце стояло высоко, тень была длинная. Я обернулась через плечо, и солнечный свет ударил мне прямо в глаза. Но его я узнала сразу — длинные ноги, легкая сутулость, орлиный нос, черные волосы.