— Послушай, ведьма, — княжна вскинула голову, — где здесь ещё живые?
Она так соскучилась по человеческому голосу, что стерпела бы даже вёльху. Но та не ответила. Не оторвалась от нитей и не прервала поток странных слов. Малика не боялась сглаза — ей казалось, после пожара в Гурате она не боялась ничего. Молчание ведьмы вывело её из себя, а княжна держала лицо даже тогда, когда хотела оставить от чертогов лишь малахитовые и опаловые осколки. Поступить с домом Сармата так же, как он с её.
Это была последняя капля.
— Ты что, глухая? Отвечай, если я с тобой говорю.
Вертелось колесо вёльхи, ползла пряжа.
— Мерзкая жаба, — ноздри Малики расширились. Девушка шагнула к прялке, но не отшвырнула её только из-за брезгливости — ведьминские вещи грязные. — Посмотри мне в лицо. Есть здесь кто живой, кроме тебя? Где Сармат? Где его брат-изменник? Я хочу их видеть.
Вёльха и ухом не повела. По-прежнему крутила волокно, тянула нити и, бормоча, улыбалась пряже гнилым ртом.
Малика презрительно скривилась и отступила.
— Ты, наверное, страшно глупа. — Ведьма не подняла головы. — Годы выбили у тебя последние мозги, гнусное отродье. Что ж, оставайся здесь и мри в одиночестве.
Она уже собралась уходить, но напоследок вздёрнула породистый нос и выплюнула:
— Да что ты там всё прядёшь?
И тогда вёльха гадко захихикала. От неожиданности Малика приподняла чёрные брови, а ведьма продолжила смеяться — грудь её затряслась.
— Она спрашивает, что я пряду, — сообщила она прялке, давясь скрипящим, надрывным хохотом. Морщинистая шея заходила ходуном. — Она спрашивает, что я пряду!..
Два острых глаза впились в лицо Малики. Один — жёлтый, второй — чёрный, без зрачка.
— Смерть твою, княжна.
Щека девушки дёрнулась. Малика выдержала взгляд вёльхи и ещё долго и холодно смотрела на неё, вновь принявшуюся за работу.
— Старая дура, — обронила она надменно. Развернулась на каблуках и вышла вон.
========== Песня перевала III ==========
По лагерю тянулись десятки тяжёлых запахов. Чад зажжённых костров и древесные смолы, жареное мясо. Приречные цветы, конский пот, разбавленная брага и сырая земля. Запахи клубились вокруг Рацлавы, лезли в рот и нос — жевательный табак, масло, душица. Как бочку с водой, уши девушки заливали звуки: треск поленьев, разговоры, стук ножа по ветке. Стрекот сверчков, кваканье лягушек и даже шелест камышей. «Мы ещё в княжестве, — поняла Рацлава. — Поэтому всё так спокойно».
Разложенный за ней походный шатёр, небольшой, но прочный, пах дорогой и пылью. Та Ёхо, сидевшая напротив, — корой и хлебом, Хавтора — чем-то кислым. От Совьон по-прежнему шёл запах стали. И вязкого дыма с горькой полынью. Пугающий запах, тревожный. Воительница наконец-то шагнула вперёд и, скрестив ноги, села к их костёрку — Рацлава услышала, что сейчас на её плече не было ворона.