– А он это видел?
– Нет, нет, – ответила она. – Он хороший мальчик.
– А ты испорчена так, что и словами не описать, – мужчина поднял хлыст над головой девочки. – Повтори.
Ребенок весь сжался от страха.
– Я испорченная, – проскулила она. – Прошу вас, папа.
– Еще раз.
– Я испорченная, – по ее щекам бежали слезы.
Хлыст опустился на ее плечи, и она согнулась. Томас затаил дыхание.
Хлыст опустился снова, и Люсиль упала на одно колено. Отец опять занес руку, но она взглянула на него предупреждающим взглядом и произнесла:
– Нет.
– Нет? И ты смеешь говорить это своему отцу?
– Нет, папа. Я хочу сказать, что не смею! – На этот раз хлыст опустился на ее руки, которыми она прикрывала голову. – Умоляю вас, папа! – завизжал ребенок.
– Ты такая же, как твоя мать. А твоя мать похотливая, распутная шлюха. Повтори!
– Она распутная шлюха! – крикнула Люсиль.
– Пойдем со мной, и ты скажешь ей это в лицо!
Он наклонился, поднял книгу и сжал дочери запястье. Люсиль повернулась в сторону Томаса и твердо покачала головой, приказывая ему не покидать своего убежища.
Она всхлипывала, когда они выходили из библиотеки. Как только Томас почувствовал себя в безопасности, он выбрался из-под дивана и на цыпочках вышел из комнаты. Задыхаясь от страха, он взобрался по ступеням и проник в мезонин, где и просидел, не шевелясь, до самого вечера, пока ночные бабочки не повылезали из своих убежищ.
Он дожидался Люсиль, и ему было очень жаль, что ее одну наказали за то, что они сделали вместе. Но в то же время он был очень рад, что его не поймали. Так что стыд в нем перемешался с облегчением.
Томас решил сделать сестре подарок. Он посмотрел на кружившихся ночных бабочек, а потом вытащил из своих запасов два листа черной бумаги. И сделал для Люсиль ночную бабочку, которая могла поднимать и опускать крылья, когда девочка дергала за нитку у нее на спине.
Он только закончил работу, когда в комнату, спотыкаясь, вошла Люсиль. Выглядела она просто ужасно – ее темные волосы торчали в разные стороны, а глаза и нос распухли от рыданий.
– Боже, Люсиль! – воскликнул мальчик и обнял сестру. Та сморщилась.
– Томас, ты никогда не должен признаваться, что был в библиотеке, а то мне будет в два раза хуже, – произнесла она. – Папа считает тебя хорошим мальчиком, а если он узнает, что это не так, то накажет за это меня.
– А я не хороший мальчик? – нижняя губа Томаса задрожала.
– Нет, – печально сказала она. – Я бы никогда не влипла в эту историю, если бы ты не попросил показать тебе картинки.
– Показать?.. – Томас нахмурился. – Но я никогда