Значит он, Алан, еще поживет. Но мысли врача путались. Он был один гигантский комок непереносимой боли, иссушающей его внутренности.
Шарп дал в руку Алану рукоятку ножа. Это был апофеоз их дуэли, начавшейся еще на похоронах Кушинга: в тот черный день он и Шарп пожирали друг друга глазами, а потом Макмайкл отступил, приложив руку к полям шляпы. Сегодня они поменялись местами. Шарп окончательно сдался. Если бы он только решился повернуть этот нож против своей сестры… Но для этого ему не хватит мужества. Сейчас сэр Томас делает максимум того, на что способен. Алан мысленно представил себе свои внутренности. Мочевой пузырь, кишки, аппендикс…
Да. Именно так. Удар в область аппендикса нанесет наименьший урон.
Он сдвинул готовую нанести удар руку сэра Томаса на несколько дюймов вправо, твердо посмотрел Шарпу в глаза и чуть заметно кивнул.
Сожаление в глазах Шарпа было почти осязаемым.
А потом он погрузил нож в тело Алана.
#
Собака как ненормальная завизжала в тот момент, когда врач согнулся пополам, получив удар в живот. Он упал. Новобрачная тоже упала, рыдая, а брат отвернулся от результата своего кровавого деяния, стараясь не смотреть на него.
– Вы оба настоящие монстры! – закричала девушка.
– Смешно, – сестра чуть не рассмеялась. – Это были последние слова нашей матери.
Последние слова последней из Шарпов.
Конец неумолимо приближался.
Дом истекал кровью, и ров вокруг него заполнялся, чтобы в нем могли утонуть существа, которые не смогли проявить себя в свои последние мгновения на снегу. У Дома не было никакого фундамента, и он неумолимо погружался прямо в шахту – ликующий, полный ярости и суетливый.
И такой же сумасшедший, как сами Шарпы.
Наконец-то свершилось.
Люсиль почувствовала гордость, облегчение и радость. Ее брат, ее любимый, родная душа, вырвался из своего кокона. Через разрез, который он сделал в теле Макмайкла, он вылез наружу в облике прекрасной, чернокрылой ночной бабочки. Ее сердце взмыло ввысь, когда этот американец свалился на землю, а Томас наконец стал самим собой. Наконец-то.
Многие годы тащила она этот груз, делая все, что было в ее силах, чтобы защитить их. Ей приходилось брать на себя вину за то, что она защищала и развращала его, и вот теперь она могла насладиться результатом: Макмайкл появился, чтобы спасти Эдит, а она, Люсиль, заставила Томаса убить его на глазах у жены, и теперь этот акт гарантировал, что никаких близких чувств между мужем и женой больше не осталось. Эта глупая сучка оказалась свидетельницей убийства и теперь осталась совсем одна. Теперь Люсиль была уверена, что Эдит Кушинг никогда не выберется отсюда живой.