Они обнялись, и она положила голову ему на грудь. Его сердце пропустило удар, а потом забилось сильнее. Наверное, на него действует моя близость, подумала Эдит.
– Ты вполне можешь продать Дом, – мысленно она перекрестила пальцы на удачу, мечтая, чтобы он рассмотрел эту возможность, которая освободила бы их всех. Покинуть это промозглое ужасное место и вернуться к жизни в необъятном солнечном мире….
– Продать? Это невозможно, – он замолчал, как будто что-то обдумывал. – Да и денег за него никаких не выручишь.
Ее охватила надежда. Он действительно задумался об этом.
– Тогда надо просто бросить его – запереть и уйти.
А почему бы и нет? Все деньги, которые они планировали пустить на реставрацию дома, можно будет вложить в разработку добычи глины. Или в путешествия по миру. Томас вполне может нанять управляющих, как это делал ее отец, когда какой-то из его проектов оказывался слишком далеко от дома.
– Боюсь, что это тоже невозможно, – возразил Томас. – Этот Дом – это все, что у нас осталось. Это наше имя, наследство, гордость.
– Я оставила все, что было у меня, – напомнила она ему, хотя и очень мягко. Эдит хотела, чтобы Томас посмотрел на все ее глазами. Дискуссия становилась очень серьезной. – Абсолютно все. – Она позволила ему обдумать ее слова и продолжила: – Мы вполне можем жить где-нибудь еще.
– Где-нибудь еще? – переспросил он, искренне удивленный, как будто эта мысль никогда не приходила ему раньше.
– В Лондоне, в Париже, – подсказала она.
Его лицо смягчилось, и на нем появилось мечтательное выражение – в своих мыслях он явно любовался их новой жизнью.
– Да, Париж. Париж – город прекрасный….
– Где ты захочешь, – Эдит вдруг вспомнила о письме и добавила с намеком: – в Милане, например…
– Почему ты заговорила о Милане? – вздрогнул Томас.
– Или в Риме, – она решила уйти от прямого ответа, но поняла, что Милан значит для него что-то важное. Что же в этом письме? – Ты когда-нибудь был в Италии?
– Да, был. Один раз. – Его настроение изменилось, и он помрачнел. Как будто его опять мучали мысли об Аллердейл Холле. – Но я не могу бросить Люсиль. И Дом. Это все, что у нас есть. Наше наследство, наше имя.
Он повторял это снова и снова.
– Это прошлое, Томас. Ты весь в этом прошлом, – прошептала Эдит. – Но там меня нет. Я здесь, рядом.
– Я тоже здесь, – негромко ответил ее муж.
Да, Томас, да.
Желая, чтобы ее любовь заставила его прислушаться к ней, Эдит осторожно забралась на него сверху. Ее платье превратилось в последнюю тонкую преграду, и желание переполнило ее, когда она стала целовать его и прижалась к нему всем телом. Да, она была целомудренной девушкой, но она же одновременно была женой этого человека. Поэтому, обняв его, она стала со страстью целовать его и почувствовала его ответную реакцию. Он тоже ее хотел.