– Пожалуй, мороженое на сегодня пропустим, – похлопывает она себя по животу. Джинсовая блузка застегнута на все пуговицы, однако сквозь ткань складкой проглядывает лифчик.
У Норы звонит телефон. Она чуть помрачнела, бросив взгляд на экран.
– Черт. Мне пора.
Что, сейчас? Посреди ознакомительной прогулки по Бруклину?
– Уже? – Делаю шаг ей навстречу, беру ее за руку. У нее теплая ладонь. Распрямляюсь в полный рост и гляжу на нее сверху вниз. – Тебе обязательно надо идти?
Кивает.
– Надо ехать в Скарсдейл. Загулялась я.
– А что там, в Скарсдейле? Ты сейчас там живешь? Ты, кстати, так и не рассказала, что у вас с Дакотой за ссора.
Нора расправляет плечи и просовывает свои пальцы сквозь мои.
– А ты так и не рассказал, почему вы расстались.
Опять поменяла тему.
– Не хочу про нее говорить. – Мы чудесно провели время, и есть масса гораздо более интересных занятий, чем воспоминания о Дакоте.
Приподнявшись на цыпочки, Нора шепчет:
– А я не хочу про Скарсдейл. – И, прижавшись ко мне, обнимает. Я таю в ее объятиях, она такая горячая.
– Дай мне тебя понять. Мне это нужно, – нежно шепчу ей на ушко.
Она подставляет мне свое лицо, и я забываю, что мы стоим посреди людного тротуара.
– Я пытаюсь.
Легкое касание губ.
– Я приеду к тебе, – говорит она, не прерывая поцелуя. – Через пару часов, ладно?
Я молча киваю – все равно неспособен сейчас связно мыслить.
И Нора исчезает.
Бреду домой, а на губах – след ее поцелуя. Мне еще мерещится запах кокосового шампуня. К ней дико влечет, но она без конца отдаляется. Не понять мне Нору. Пока я спускался в лифте, мелькнула шальная мысль развернуться и бежать к метро. До Скарсдейла я как‑нибудь доберусь, не впервой.
А если я так и сделаю, она меня отчитает?
Почему‑то уверен, что да.
В квартире пусто. Тесса‑то на работе, понятно, но я думал, хоть Хардин окажется там. Хотя я даже рад, что смогу наедине поразмыслить о Норе, пораскинуть мозгами: кто такая и что скрывает.
Как расценивать наш поход в ресторан? Как свидание? Я платил, но она угощала. Я буквально ел с рук. Все внутри обжигает, как вспомню… Надо отвлечься. Если сидеть и накручивать себя этой кормежкой и поцелуями, то и с катушек слететь недолго.
Достаю из холодильника Гаторейд, сажусь на диван. На столе – разъемный блокнот, в котором что‑то писал Хардин. Лежит на всеобщем обозрении. Я придвигаю его, и оттуда вываливается несколько листов. Машинально беру. Это типа дневник, и я уж точно не должен совать в него нос.
«С того самого дня слова струились из его вен. Текло беспрерывно, сколько ни зажимай. Он кровоточил словами, марая воспоминаниями о ней лист за листом».