— И вот это? — он целует на самой границе трусиков. — И вот так? — повторяет он поцелуй на другой ножке, но все в такой же опасной близости от самого сокровенного. — И за этот жест ты тоже поблагодаришь его? — его пальцы неожиданно проходятся по ткани. По тонкой полоске ткани, расположившейся у меня между ног.
— Прокляну, — испуганно выдыхаю я. Касаться меня здесь — это… Это слишком! Слишком смущает… и пугает… и будоражит… Деус, я даже не думала, что это место настолько чувствительно!
— Герцога? — его пальцы снова скользят там, неспешно, уверенно, обводя контуры и рисуя замысловатые узоры. — Прокляни, Роуз, прокляни, я не против. Ах, он поганец! — его ладонь охватывает всю промежность, пальцы чуть надавливают, исторгая из моего горла толи всхлип, толи стон.
Я чувствую скольжение грубой ткани внутренними сторонами разведенных бедер — это он приподнимается выше, чтоб опалить мне губы очередным поцелуем — медленным, чувственным. Одной рукой он придерживает меня за затылок, чтоб непрестанное раскачивание кареты не заставило наши губы разомкнуться, другой продолжает поглаживать между ног, нащупав там место настолько чувствительное, что я совершенно теряю голову. Мне не стыдно и мне не страшно, я забыла, кто я и кто он, где мы, зачем мы здесь — все неважно, кроме его губ на моих губах и его пальцев, ласкающих меня там.
Я не сдерживаю очередного всхлипа, и его язык проникает мне в рот — так резко, что это напоминает стремительное нападение змеи. Тут же исчезает — и снова стремительный выпад, и еще, а после — просто головокружительные скольжения, к которым я пытаюсь приноровиться, поймать его, сжать, ощутить хоть что-то во всей полноте. А он ускользает. Он вроде здесь, но опять ускользает. И даже губы его отрываются от моих, и я тянусь за ними, не желая отпускать, стремясь только к одному — продолжить.
— Горячая у меня девочка, — хрипло шепчет он, позволяя мне коротко коснуться его губами, и вновь отстраняясь. — Ты ведь знаешь, что я сделаю с тобой, да, Роззи? — его пальцы, кружащие по моей промежности так конкретны, что просто не возникает сомнений, о чем он.
— Нет, — выдыхаю испуганно. Или все-таки предвкушающе? Потому что я знаю, знаю… Ну, примерно. Мне в общих чертах рассказывали. Только это надо делать ночью, на супружеском ложе, на котором потом рожать, а здесь, так… — Вы же не станете… Вы же не будете это сейчас…
— Нет, моя птичка, — легко соглашается он, — конечно же нет… Сначала я сниму с тебя трусики, — добавляет, выдержав паузу, достойную лучших актеров королевского театра. — Я ведь предупреждал мою девочку, верно? Лишние аксессуары в этом наряде только помеха. Перегружают ансамбль. Портят общую идеальную картину, — его руки скользят мне на ягодицы, захватывают тонкую ткань и резко дергают в тот момент, когда раскачивающаяся на ухабах карета заставляет меня очередной раз чуть подпрыгнуть.