Портал открылся в небе, и в него затягивало как в воронку. Я изо всех сил прижала малыша, чтобы не уронить, а он пытался перекричать ветер, который к моей стихии не имел никакого отношения, как будто потусторонний какой-то.
— Меня тянет в портал, отпусти и тогда сможешь отлететь и не попасться.
— Сейчас! — рявкнула взбешенная ведьмочка. В этот момент нас накрыло волной, и чтобы удержать малыша, которого у меня пытались вырвать из рук, и им это почти удалось, я отпустила метлу, разжала ноги, и оттолкнулась, удерживая Шуршика. Как только метла, которая и была моим средством к сопротивлению, перестала нам помогать, нас сразу утянуло в портал.
Из портала мы выпали… в спальне? Что за толстый колобок к нам подкатился? Я по-прежнему сжимала в руках Шуршика, который был без сознания. С нас текла вода, потому что волной нас накрыло, и часть воды затянуло в портал, так что намочили мы тут обстановку знатно. Но дело даже не в этом, а в том, что с Шуршиком что-то происходило, еще совсем недавно у меня на руках был малыш в образе зверушки, а сейчас все его тело окутано светом. Свет развеялся, и я даже 'кхекнула'. У меня на руках лежал ребенок, лет десяти, мальчик, с кудрявыми волосами рыжего цвета, с канапушками и в мокрой одежде. Это вообще, что сейчас было?
Я сделала шаг назад, не выпуская ребенка из рук, на всякий случай, потому что до этого я держала Шуршика, а значит, если думать здраво, это тоже он. Так вот, сзади было кресло, в него я и села, и плевать, что мокрая, у меня ноги подгибаются.
Сколько просидела в ступоре, не знаю, но успела замерзнуть и даже дрожать начала. И вот чудно, к нам никто не идет, кто нас сюда вытянул — не понятно, и куда сюда тоже, что с малышом неясно. Сейчас озверею, а хуже озверевшей ведьмочки может быть только озверевшая ведьмочка на тропе войны.
Воевать пока не с кем, поэтому еще держусь. Глаза у ребенка задвигались, ресницы задрожали, и вот на меня смотрят два глаза цвета янтаря.
— Ева? — тихо пискнул пацан, я только кивнула. — А мы где?
— Хороший вопрос. Шуршик? — ребенок кивнул, и то хорошо. — Скажи-ка дружок, а почему ты так выглядишь?
— Как? — он посмотрел на свои руки, вот именно, потом на ноги, а потом выдохнул и ахнул. — Мы в Изнанке…
— Колобок сушеный! — мы помолчали. Что говорить, не знаю, что делать, тоже, но делать что-то надо. — Шуршик, а тебе сколько лет?
— Десять, — отвечал этот рыжик.
— Ты совсем ребенок, а я тебя в Академии держала, гадина я, а не приемная сестра и друг.
— Ты самая лучшая, — не поверил мне малыш. А мне было мерзко. Мало того, что вытащила ребенка, так еще и забросила его, занимаясь своими делами. А он вот, совсем маленький, учился, занимался своими делами, еще и мне помогать умудрялся. Слезы сами покатились по моим щекам, это стыд жег глаза. Мне было невероятно противно от самой себя. — Ева, Ева, — и он, обняв меня за шею, начал плакать.