— Данные предоставьте мне в полном объеме, — приказал Гуров и вновь обратился к Заборину: — Что было после того, как вы покинули ресторан? Выкладывайте начистоту, а не ту историю, что сочинил для вас адвокат.
— Я не помню, — честно признался Заборин. — Следующее воспоминание относится к утренним часам. Я проснулся в своей постели с жутким похмельем. Предвосхищая ваш вопрос, отвечу: живу я один, и сказать, в котором часу я вернулся домой, некому. Адвокат опрашивал соседей. Никто ничего не слышал. Мой дом, знаете ли, не относится к разряду элитных. Швейцара у нас нет. Как и когда я оказался дома, я не знаю.
— Вы просто губите себя, — вновь вклинился адвокат. — Считайте, сейчас вы подписали себе смертный приговор.
— Не могу с вами согласиться, — возразил Гуров. — Для того чтобы произвести действия, случившиеся в квартире Штейна, убийца должен был себя не просто контролировать, он должен был действовать исключительно трезво и разумно, а в нашем случае имеется несколько свидетелей, готовых под присягой заявить, что ваш подзащитный на момент совершения преступления был в невменяемом состоянии. Он не мог даже такси сам себе вызвать, не то что хладнокровно расправиться с обидчиком. Это ли не алиби?
— Возможно, вы и правы, — задумчиво произнес адвокат. — Возможно, я упустил из вида этот факт. Ведь действительно, без четверти двенадцать мой подзащитный был пьян, как портовый грузчик. За четверть часа он никак не мог протрезветь настолько, чтобы обойти охрану, тайно проникнуть в квартиру жертвы и обманным путем задушить ее.
— Небывалые откровения столичного адвоката, — подал голос Крячко, молчавший до той поры. — Вам, господин хороший, не адвокатской практикой заниматься, а детишек в цирке развлекать следует.
— Итак, подытожим, — предвосхищая возмущение адвоката, произнес Лев. — Вы встретились с архитектором в десять. Час ушел на прием пищи, следовательно, из ресторана Штейн ушел в одиннадцать. В каком ресторане вы ужинали?
— «Герцогиня Блюм».
— Далеко это от дома Штейна?
— Примерно четверть часа езды, если без пробок.
— В ночное время пробки редкость даже для Москвы, — заметил Крячко. — А домой Штейн явился незадолго до полуночи. Выходит, на дорогу он потратил вчетверо больше положенного.
— Выходит, так, — согласился Гуров. — И где же он мог провести три четверти часа?
— Вопрос, — протянул Крячко.
— Будем выяснять, — кивнул Лев и снова обратился к Заборину: — Думаю, вопрос о вашем освобождении решится положительно. Только из города не уезжайте, вы можете еще понадобиться. Удачи вам, господин Заборин. И мои поздравления.