Они удобно расположились в больших уютных креслах перед громадным камином, от которого шло приятное тепло. На небольшом столике тёмного дерева, из которого была сделана вся мебель в кабинете хозяина, уже стояли высокие хрустальные бокалы на тонких ножках и пыльная, в какой-то паутине, замшелая тёмная бутылка. Констанца с удивлением и отвращением уставилась на неё, не понимая, как она оказалась в чистом и чопорном кабинете Его милости. Ален рассмеялся, увидев выражение её лица, как бы случайно подвинул своё кресло рядом с ней, проигнорировав, как дед укоризненно покачал головой: — Констанца, эта бутылка очень старая, поэтому её не стали мыть, чтобы подчеркнуть, что в ней хранится драгоценное столетнее вино.
Девушка удивлённо наблюдала, как слуга у них на глазах обтер бутылку белоснежной салфеткой с вышитым гербом лорда Касилиса, осторожно открыл её и разлил рубиновую жидкость по бокалам.
Она с опаской пригубила из бокала, но никакой особенной разницы по сравнению с винами, которые подавались на постоялых дворах, не почувствовала. Сказать об этом она не решилась, а тихонько поставила бокал на столик. Тем не менее, лорд Касилис, повернув голову, кивнул слуге и тот вышел, чтобы через минуту вернуться с большим хрустальным кувшином ягодного морса, который и был торжественно водружён перед Констанцей.
Допив вино из своего бокала, Ален наполнил его морсом и подал девушке, забрав её бокал с вином. Слуга, опешив, смотрел на эти манипуляции. В руке он держал небольшой поднос, на котором стоял предназначенный для Констанцы чистый бокал. Хозяин поморщился, махнув рукой, приказал слуге оставить их и сказал Алену: — мы, кажется, договорились, что ты воздержишься от намёков на ваши особые с Констанцей отношения. Но только что ты дал понять Роберту, что вы близкие люди!
Констанца вспыхнула, укоризненно посмотрела на Алена. Тот совершенно бесстыже расхохотался, сказал: — дед, не забудь, ты мне обещал, что оставишь нас одних хотя бы на двадцать минут!
— О-о-о! — Лорд Касилис страдальчески поднял глаза к позолоченной лепнине потолка, — я, кажется, начинаю сочувствовать мамашам, стоящим на страже добродетели своих дочерей! — Он сделал глоток из своего бокала и с наслаждением причмокнул губами: — нет, никогда вы, молодые, не поймёте божественного вкуса старого вина.
— Ага, — невоспитанно перебил его внук, — разве только когда сами станем такими же древними, как это вино!
Они просидели в кабинете до поздней ночи. Лорд Касилис ни о чём не спрашивал Констанцу, и она поняла, что Ален рассказал ему всё. Ей было неловко от этого и она стеснялась поднять на него глаза, но в разговоре Его милость вскользь сказал ей: — я такой старый, милая, и так много знаю и видел на своём веку, что ты вполне можешь иногда поплакать на моей груди, когда будет больно и горько, а ты устанешь удивляться человеческой подлости.