Оружие я изымаю до окончания расследования.
Л е н и н. Считаю бесполезным спорить.
Ж а н д а р м. Далее. В ваших бумагах обнаружены шифры…
К р у п с к а я. Это не шифр, господин вахмистр, это цифровые данные по аграрному вопросу, который исследует господин Ульянов.
Ж а н д а р м. Почему же среди этих цифр все время мелькают слова: «Австрия», «Венгрия»?
Л е н и н. Потому что я изучаю аграрные проблемы, относящиеся именно к этим странам.
Ж а н д а р м. Неубедительно и это. (Прячет тетрадки в портфель.)
Л е н и н. Я требую расписку на незаконно конфискованные рукописи.
Ж а н д а р м. Требовать будем мы. Ну-с, и последнее. Вы получили из России на шпионскую работу большую сумму денег — четыре тысячи рублей.
Л е н и н. Это ложь!
К р у п с к а я (в крайнем волнении). Господин вахмистр… У моей матери умерла в России родная сестра… Эти деньги — ее наследство. Есть письмо нотариуса…
Ж а н д а р м. Недурно придумано!
Л е н и н. Да как вы смеете! (Крупской.) Умерла Ольга Васильевна, и я ничего не знаю?
К р у п с к а я. Почтарь был совсем недавно, Володя.
Л е н и н. Елизавета Васильевна уже знает?
К р у п с к а я. Да. Не может прийти в себя.
Л е н и н. Почему же мы оставили ее одну? (Делает движение в сторону дома.)
Ж а н д а р м. Господин Ульянов, я еще не закончил. Подпишите протокол. Завтра в шесть утра отходит поезд в Новый Тарг. Я буду ждать вас на станции. Мне приказано доставить вас к окружному начальнику. Там решат, что с вами делать дальше.
Ленин молча расписывается, идет в дом. За ним — Крупская.
Л е н и н. Об обыске Елизавете Васильевне — ни слова.
К р у п с к а я. Да-да, понимаю, Володя.
Уходят в дом. Жандарм уходит.
К о ж у х о в. Дело принимает серьезный оборот.
В и к т о р и я. Какой ужас! Тупица жандарм… Донос Марии… Обыск… Неужели Владимиру Ильичу грозит арест?
К о ж у х о в. После того как и Австро-Венгрия объявила войну России, от местных властей можно ожидать чего угодно. Я сейчас же позвоню в Краков и подключу закопанских товарищей. Нельзя медлить ни одной минуты. В крайнем случае телеграфирую в Вену.
В и к т о р и я. Ты думаешь…
К о ж у х о в. Знаю одно: Владимиру Ильичу здесь дальше оставаться нельзя. Когда ты выезжаешь?
В и к т о р и я. Завтра утром. Я буду писать… буду ждать…. Буду любить… Оттуда, из далекого далека.
К о ж у х о в. Смотрю и не верю — ты уезжаешь. Завтра тебя не будет, не будет… Смогу ли я когда-нибудь насмотреться на тебя, наговориться с тобой?
В и к т о р и я. Мы все наверстаем, милый.
К о ж у х о в. Остается верить.
В и к т о р и я. И — ждать.
К о ж у х о в. Значит, снова начинаются для меня бессонные ночи и тревожные дни. Сколько их будет, таких дней и ночей?