— Бэрронс, я пыталась тебе позвонить! Я почувствовала ее примерно час назад! Здесь. В Дублине. Что происходит? Ты сказал, что она заперта. Как она выбралась?
— Где она сейчас?
— Направилась на север, в пригород, и потом я ее потеряла. Где ты? Где Мак? Я иду с вами.
— Нет, не идешь. Найди своих родителей. Оставайся с ними, пока я с тобой не свяжусь.
— Но м-мама и п-папа не знают, что я жива, — запинаясь, произнесла Алина.
— Исправь это. И если почувствуешь, что Синсар Дабх приближается, берешь Джека и Рэйни в Честер и звонишь мне. Не можешь добраться в клуб — спускаешься под землю, где сможешь.
— Что происходит? — потребовала Алина. — Я имею право…
— Делай как сказано, — Бэрронс повесил трубку.
Джада слушала этот обмен репликами, прищурившись, понимая, что женщина, которая, по словам Мак, разгуливала по Дублину, выглядела и вела себя как ее сестра, оказалась на автонаборе у Бэрронса. Похоже, он верил, что это действительно Алина, и как и Мак, женщина могла чувствовать Синсар Дабх. Но он не всецело доверял ей. Или так, или он не хотел заботиться еще и об этом.
— Мак направилась в аббатство, — сказал Бэрронс.
Джада отложила мысли об Алине для дальнейшего рассмотрения. Они переплетались со слишком большим количеством эмоций, чтобы разбираться с ними сейчас. Они отправились в ту же коробку, где лежало столько вещей, с которыми она разберется… однажды.
К тому моменту, когда они добрались до Честера и забрались в огромный черный, бронированный военный Humvee[11], она действовала с привычной точностью машины, несмотря на все недавние потрясения и не зажившие раны.
Прошлое — это прошлое. Устраивать уборку на внутренней лужайке — роскошь для тех, кто в безопасности.
А она никогда не была в безопасности.
Ты разве не знал, что сейчас рванет?[12]
Мак
Я заставляю себя перестать кричать.
Тишина абсолютна.
Я в вакууме.
Нет, это не совсем так. Я дрейфую в пространстве, вслепую, без радиосигналов. Хотя поначалу казалось, будто меня запихнули в крошечную коробочку и я знаю, что где-то там есть стены, теперь кажется, будто я плавно плыву в бескрайней тьме.
Я осознаю лишь собственное осознание абсолютного ничего.
Это граничит с безумием.
Ад — это не другие люди, как утверждал Жан-Поль Сартр[13]; это быть навеки заточенным в темном тихом месте наедине со своими мыслями.
Ужас заполняет… то, чем я теперь являюсь.
Бесплотное сознание?
Я все еще существую? Я в коробке внутри собственного тела, или что-то похуже? Я мертва? Это и есть смерть? Я бы поняла?
Страх угрожает разрушить меня. Здесь, в аду, я хочу