Иногда агенты приносили в отдел винчестеры или флешки, найденные на улице или конфискованные у горожан (вышел приказ, согласно которому все граждане должны были сдать любые электронные носители в ГКЦ), с которых специалисты отдела высоких технологий по крупицам восстанавливали информацию. Почти не осталось DVD-носителей, загадочным образом они все были поцарапаны, будто по ним прошелся один гигантский коготь. Арина и прочая гэкацэшная молодежь уже привыкла к тому, что фильмы можно почитать. Они советовали друг другу те или иные расшифровки, обменивались ими. Но делать это можно было только в нерабочее время. Носители для расшифровок они брали в хранилище, а некоторые материалы, особенно научного содержания, иногда приносили сами горожане. В отделе наборщиков Арина и еще несколько десятков людей сидели и писали расшифровки видеофильмов, телевизионных сюжетов, передач и даже концертов. Все это тщательнейшим образом систематизировалось и снова отправлялось в хранилище. Если вдруг находилась потерянная часть фильма или сюжета, то папка с его именем извлекалась обратно и дорабатывалась. Как им объясняли, это делалось на тот случай, если компьютеры и телевизоры вообще исчезнут с лица земли, и тогда людям останутся хотя бы важные информационные записи. Арина знала, что эти записи раньше назывались «монтажные листы». Иногда она думала о том, что, возможно, лет через сто люди по этим листам сделают один большой фильм. Он будет длиться целый год, и в нем будет абсолютно все – любовь, война, предательство, смерть, убийство, ревность, ужасы, юмор, – все, что когда-либо происходило с человечеством. И вот, когда просмотр закончится, в зале включат свет, оставшиеся на Земле люди оглядятся вокруг и наконец задумаются о том, что же с ними произошло. Увлекаясь историями, она не замечала, как пальцы порхают по клавиатуре, стараясь максимально точно передать дыхание прошлого. Часы пролетали, как секунды, и Арина обычно приходила в себя лишь в момент, когда раздавался гудок отбоя. Пора было идти домой. В пустую стылую квартиру, где последние три года она жила совсем одна. Прошлое, которое проходило сквозь нее и выливалось в неровные строчки текста на блеклом мерцающем мониторе, было полно событий и переживаний, драматических ситуаций и трагедий. Настоящее же было суровым и довольно скучным.
Три дня назад, двигаясь быстрым шагом вдоль набережной Макарова, Арина гадала – включат в доме свет или нет. Скудный отблеск от двух прожекторов, установленных на здании Биржи, освещал часть набережной. Этого вполне хватало, чтобы сносно видеть все, что тебя окружает. Нева, отражающая часть света, создавала пусть сиюминутное, но все-таки ощущение уюта и покоя. Однако, если нырнуть во дворы, то сразу попадешь в беспросветный мрак колодезных стен. Обычно Арина старалась возвращаться домой хотя бы в сумерках. Но что толку осторожничать, если в ноябре день начинается сумерками, которые тут же переходят в ночь. Эти дни тянутся за тобой серым хвостом весь месяц, а то и два – хоть вообще на улицу не ходи. Темнота – вот что по-настоящему угнетало всех обитателей города от мала до велика. Она была везде и давила-давила на человека, нашептывая сладким голосом рассказы о том, что так будет всегда. Что солнце пропало навеки. Проглотил крокодил и не отдаст обратно ни за какие коврижки. Другое дело лето – светло, и даже дышится по-другому, без приступов хриплого страха, накатывающего сейчас из каждого темного закоулка старых дворов.