— Хватит, лопнешь, — решительно сказала она. — Я тебе лучше с собой дам. А хочешь, вот тебе на дорогу скатёрка-самобранка.
— Да что вы, — испугалась я. — Мне с вами и расплатиться нечем!
Я сунула руки в карманы, но там оказалась только та монета, которую я выиграла у соседского пацана. Я выложила её на стол, и кот, пасшийся около пирогов и умильно поглядывавший на хозяйку, вдруг зашипел и шуранул на печку. Баба-яга только взглянула на денежку, как тут же отскочила в дальний угол и замахала руками:
— Спрячь, спрячь и никому не показывай!
— А что такое? — удивилась я. — Монета как монета. По-моему, золотая. Я, конечно, не специалист, но.
— Это не монета, это чешуйка с кольчуги Морского Царя, в огненной горе выкованная, в огненной реке закаленная! — взвыла бабка. — Да убери ты её! Мне только змей не хватало! У меня от них избушка окончательно взбесится!
— А при чём тут змеи? — удивилась я, но монету спрятала.
— Так Морской Царь над ними господин, — пояснила баба-яга, присаживаясь на лавку и облегченно обмахиваясь полотенцем. — Они эту чешуйку уже лет сто ищут. Сразу прознают, да и сползутся сюда!
— Ладно, — вздохнула я. — Мне пора, пожалуй. Только скатерть не возьму, хоть и очень хочется.
— Бери-бери! У меня их полная кладовая, девать некуда! — ответила старуха, по-моему, уже не чаявшая от меня отделаться. — Мне зимой делать нечего, вот и тку помаленьку.
— Ну спасибо! — с чувством сказала я, выходя во двор.
— Иди с миром, — кивнула баба-яга, забираясь в ступу. — Помело только подай.
Когда улёгся турбулентный вихрь, поднятый стартующей ступой, я вышла на тропинку. Откуда-то из кроны огромного дерева спикировал Кондрат.
— Чего бабка посоветовала? — поинтересовался он.
— К Кощею идти, — сказала я, пиная пыль. — Или к Змею Горынычу. Перстенёк вот дала.
Ворон взглянул и аж подпрыгнул.
— Ай да Василиса! — воскликнул он. — Чтоб баба-яга кому-то свой перстень доверила. Понравилась ты ей! Взамен чего отдала?
— Дудочку.
— И хорошо! А то б ты не только коня, а и всё зверьё из леса собрала!
— Кстати о коне, — вспомнила я. — Позвать его, что ли? А то у меня к вечеру ноги совсем отвалятся! Впрочем, если я верхом поеду, у меня не только ноги, но и ещё кое-что отвалится.
— Зови, — щёлкнул клювом Конрад и взлетел на дерево.
— Сивко-бурко, — начала я с пафосом, простирая перед собой руки.
— В сторонку отойди! — крикнул волк из кустов. — Стопчет ненароком!
— Сивко-бурко, — повторила я уже спокойнее, сойдя с тропинки, — вещий воронко, встань передо мной, как лист перед травой!
Тут земля задрожала, что-то грохнуло, поднялась туча пыли, и передо мной встал осёдланный вороной. Коня было не узнать: шкура лоснится, шелковистая грива лежит волосок к волоску, бляхи на сбруе сверкают… Хорош! Вот теперь бы ещё на него забраться…