Внезапно малыш оказался перед ними. Он замер и стал смотреть, как худая темноволосая женщина наносит удары по красивому мужчине: снова, и снова, и снова. Лидия покосилась на него, желая, чтобы он ушел. «Уходи, – думала она. – Уходи отсюда!» Но ребенок не уходил. Очевидно, это зрелище было завораживающим. Внезапно интерес мальчика сменился озабоченностью, которая переросла в тревогу, а затем в страх. Его лицо скривилось, и он с рыданиями побрел к матери, которая наконец оторвалась от своего цикла с газетой и коляской, чтобы заключить его в объятия и защитить от чистого ужаса перед страшной женщиной, которая бьет очаровательного мужчину.
Лидия вздохнула. Она больше не ходила в поношенном джемпере с большой собакой, бегущей рядом, не пила водку на заброшенных железнодорожных путях и не мыла голову жидкостью «Фэйри». Она стала взрослой, элегантной, можно сказать, почти стильной, когда сама этого хотела. Она пользовалась зубной нитью и духами, полировала ногти, ходила по дорогим магазинам и всячески ублажала свою кожу. Но тем, кто мог различить, что таится за внешностью, – особенно детям, младенцам, животным и наиболее восприимчивым людям, – она по-прежнему казалось Страшной Дамой в Черном. Именно такой, какой была всегда.
Бендикс посмотрел на плачущего малыша и весело взглянул на нее.
– Он думает, что мы деремся. – Бендикс рассмеялся. – Бедняжка. Он получил психическую травму; теперь придется обратиться к консультанту.
Лидия мрачно улыбнулась и опустила руки. Очередная тренировка подошла к концу. Ей внезапно захотелось получить от этого сеанса здоровый заряд бодрости вместо ужасающего образа самой себя, который стоял перед ней.
– А вы? – начала она. – Почему вы стали личным тренером по фитнесу?
Бендикс снова рассмеялся, показав ровные белые зубы. Он убрал в рюкзак перчатки и полотенце.
– Потому что, в отличие от вас, я слишком тупой, чтобы заниматься чем-то еще, – ответил он. – О’кей: вам в ту сторону, мне в эту. Желаю приятных выходных, и до встречи в клубе в понедельник, хорошо?
Лидия стояла, взмокшая и взъерошенная, с быстро остывающими струйками пота на лице, и смотрела, как он уходит – упругие ягодицы, сильные плечи, – чтобы быть Бендиксом где-то еще, для кого-то еще. Тогда она снова ощутила отчаянное томление, которое иногда испытывала при виде других людей, томление от того, что ей никогда не удавалось увидеть мир их глазами, стать ими.
Лидия вернулась домой с пятнадцатиминутным опозданием и сразу же увидела на лестнице большой конверт из плотной коричневой бумаги, вероятно, оставленный Джульеттой для того, чтобы потом отнести его наверх. Конверт привлек внимание, потому что, в отличие от большинства поступающих писем, он имел рукописный адрес и выглядел как-то неказисто. Лидия уселась на нижнюю ступеньку и подняла конверт. На нем стоял почтовый индекс Тонипанди.