– Что? – спросила она.
– Ты, – сказал он. – У тебя нет сердца.
– У меня есть сердце, – шутливо отозвалась она. – Но вино просто пропадет, если мы не выпьем его.
– А как насчет его брата? Ему тоже захочется, когда он вернется… знаешь, после…
– Смотри! – сказала Лидия и обвела жестом винный стеллаж. – Здесь целая куча! Мы просто заменим бутылки. Он хотел бы, чтобы мы выпили это, можете не сомневаться. Ради бога, он же француз!
Через несколько минут они собрали бокалы, нашли штопор, достали из холодильника бутылку вина – очень дорогого на вид – и устроились на полу в гостиной, наблюдая за тем, как Лидия вынимает пробку. Кто-то включил лампы на столе, и дверь балкона была открыта, впуская порывы прохладного ночного воздуха. Часы на каминной полке показывали четверть первого.
Лидия подняла полный бокал вина и обратилась к родственникам:
– За нас, кем бы мы ни были!
Но, глядя на них, она внезапно осознала, кем именно они были. Они были просто детьми. Не такими «детьми», которые входят в один и тот же дом и выходят оттуда. Не такими «детьми», о которых спрашивают родители, когда их нет рядом: «Вы не видели детей?» И тем не менее они были детьми.
– За детей Дэниэла, – с улыбкой сказала она. – Во всем блеске их славы.
Робин ухмыльнулась:
– Мы очень славные, правда?
Дин фыркнул:
– Да, вы двое. А я гадкий утенок.
Девушки ласково рассмеялись, а потом все трое сдвинули бокалы и выпили. Дин нашел проигрыватель и поставил единственный компакт-диск из коллекции их отца, который все трое одобрили к прослушиванию: альбом «Reload» Тома Джонса. Это было стильное, грубоватое музыкальное сопровождение для их наполненного смехом разговора, напоминавшего обычную вечеринку, и сердце Лидии наполнилось теплом и нежностью, когда она смотрела на их юные лица, улыбчивые и оживленные в колеблющем свете свечи, стоявшей посередине. А потом она увидела еще одно почти призрачное лицо слева от них, еще одного молодого человека, который улыбался, смеялся и был немного похож на нее, на Дина и на Робин, – молодого человека с валлийским акцентом и старшей сестрой по имени Лидия. Молодого человека, которого звали Томасом.
– Еще один тост, – объявила она, вмешавшись в разговор. – За Томаса. За нашего утраченного брата.
При этих словах их лица стали серьезными, и на какой-то момент она почувствовала себя виноватой за то, что нарушила атмосферу веселья, но потом брат и сестра заулыбались, чокнулись с Лидией и сказали:
– Да, за Томаса. Боже, упокой его маленькую душу!
Как ни удивительно, никто не говорил о Дэниэле. Они как будто находились внутри собственного рукотворного пузыря, в непроницаемом мире, куда впускали только те вещи, которые считали забавными, интересными или волнующими. Завтра утром Мэгги Смит снова отвезет их в хоспис, и, возможно, если будет еще не слишком поздно, они увидят, как умирает их отец. Но эта ночь принадлежала им и их тайному клубу маленьких чудес.