Преемственность.
Успокоительное заверение, что все это будет продолжаться – минута за минутой, день за днем, год за годом, век за веком. Осознание того, что жизнь – это нечто большее, чем ограниченный опыт собственного бытия; что еще долго после того, как она уйдет, будут другие, похожие на нее; что, может быть, когда от нее останется лишь гранитная плита на валлийском кладбище, какой-то человек скажет: «А знаете, тетя моей бабушки по материнской линии заработала целое состояние на краске без запаха». А может быть, не скажет. Может быть, о ней не будут говорить и ее могильная плита зарастет мхом и покроется пылью. Но все равно, только представить это… только представить, что после нее будет кто-то еще. И помнить о том, что без преемственности и размножения останется лишь старение и распад. Полная остановка. А здесь, в руках у Дина, было доказательство того, что жизнь действительно будет продолжаться.
– Она прекрасна, – выдохнула Робин и разжала пальцы. – Она в самом деле прекрасна.
– Да, – тихо сказал Дин. Он выключил зажигалку и неспешно убрал фотографию во внутренний карман. – Но прекраснее всего то обстоятельство, что она точь-в-точь похожа на меня.
Его замечание моментально подняло настроение, и все рассмеялись.
– Итак, – Дин хлопнул ладонями по бедрам, – кто не откажется от чашки кукурузных хлопьев?
Они ели хлопья, собравшись вокруг кофейного столика. Часы показывали половину третьего, и все же казалось, что еще рано ложиться спать.
Теперь они были членами одной семьи. Лидия понимала это и чувствовала, что остальные тоже понимают. Будет удивительно, если они не станут собираться вместе в предстоящие годы, но то, что они делали здесь сегодня ночью, больше никогда не повторится. Сочетание факторов, которое привело их сюда… то обстоятельство, что они находились в отцовском доме, в ожидании его смерти, при полной луне… а самое главное – небывалая острота впечатлений. Это было их первое свидание, и Лидия не хотела, чтобы оно заканчивалось.
Они ели в молчании; только ложки позвякивали о фаянс да хлопья хрустели на зубах, нарушая тишину. Когда они закончили, то немедленно вернулись на кухню и снова наполнили чашки, а потом открыли следующую бутылку вина и направились на балкон. Небо уже начало утрачивать свою черноту, и луна скрылась из виду. Через два часа наступит рассвет.
Лидия слегка поежилась, и Робин сняла с плеч одеяло и укутала их колени. Потом она примостилась к Лидии и положила голову ей на плечо. Лидия немного напряглась. Этот жест напомнил ей Дикси в ранние дни их дружбы; Лидия насмешливо называла это «обнимашками», но Дикси только смеялась и обзывала ее Железным Дровосеком. Сейчас Лидия вспоминала эти моменты, ощущая вес головы Робин у себя на плече, волосы Робин, щекотавшие ее щеку, жесткие края ее коленей, упиравшихся ей в бедро. Лидия потянулась глубоко внутрь себя, чтобы найти нечто неведомое, но смутно знакомое, нечто простое и человечное, и когда она нашла это, то почувствовала, как оно разливается по ее телу от сердца до кончиков пальцев. Лидия обняла маленькое круглое плечо Робин и привлекла ее ближе к себе. Потом она тоже прислонила голову к голове Робин и вдохнула ее запах, запах своей сестры.