Это чувство овладело ею во время вечеринки, когда она смотрела, как завернутого в одеяло ребенка передают из рук в руки и каждый хочет дотронуться до него и подержать, как будто он был амулетом, наделенным сверхъестественной силой. Лица были умильными и алчными, словно они пытались что-то вытянуть из младенца. А сам младенец был похож на вялый комок мяса, покорный и странно тихий. Он не был хорошеньким. По идее, это не должно было иметь никакого значения, но почему-то имело. Его лицо имело голубоватый оттенок с красными пятнами, глаза почти никогда не открывались полностью, а волосы были тонкими и усеянными порошкообразными хлопьями из-за сухой кожи. Младенец был одет в белое хлопковое платье с розочкой на груди, белые обтягивающие штанишки и крошечные кожаные пинетки; по мнению Лидии, это было сделано для того, чтобы придать ему более привлекательный вид. Этот фокус действовал на всех, но только не на нее. Она весь день избегала контакта с ребенком и подавляла желание взять пальто и уйти.
Она несколько часов оставалась за пределами зоны комфорта в надежде, что остальные гости разойдутся и она останется наедине с Дикси и Клеммом, или, если точнее, только с Дикси. Лидия представляла, как они вдвоем, усталые и немного пьяные, усядутся рядом на руинах вечеринки и наконец побеседуют по душам, чего не случалось уже слишком давно. Но остальные гости не расходились: в честь вечера они открыли несколько бутылок водки и стали выбирать музыку на айподе. Тогда Лидия вспомнила, какими общительными и спонтанными были Клемм и Дикси, даже сейчас, после рождения ребенка, они не видели причин, мешавших продолжать веселье. Поэтому Лидия взяла пальто, поцеловала нескольких человек, которых знала в лицо, а Дикси проводила ее до двери. Ребенок, пристегнутый лямками к груди матери, крепко спал, поэтому даже тогда подруги не смогли обняться на прощание и только обменялись обычными словами насчет будущей встречи («Да, мы должны, уже давно пора»), а потом Лидия неожиданно оказалась на мостовой в Кэмдэн-Тауне.
Она посмотрела на окно квартиры и увидела оживленное движение людей, движение жизни. Мир прекрасно обходился без Лидии. Она была своим злейшим врагом. Потом она провела субботний вечер в пустом доме и с тех пор не разговаривала с Дикси. Иногда Лидии казалось, что Дикси сердится на нее за нежелание подержать ребенка на руках, за ранний уход, за хмурую необщительность, за то, что Лидия так долго не выходит на связь… но чем дольше тянулась эта разобщенность, тем меньше Лидии хотелось навести мосты. А теперь ее вдруг пригласили на ужин. Настроение немного улучшилось от этой перспективы. Она слишком долго жила внутри себя. Единственными светлыми пятнами были встречи с Бендиксом и удовлетворение от необычной дружбы с оттенком флирта, которая сложилось между ними после откровенного разговора несколько недель назад.