Хотя самой, признаюсь честно, очень хотелось свалить, что называется, до дому, до хаты…
— Солнцева, это как называется?! — раздался над головой звонкий, гневный голос преподавательницы по основам бухгалтерского учета, Елены Николаевны Беликовой, — А ну встать, немедленно!
— Простите, — хрипло и гнусаво отозвалась, кое-как садясь на своем стуле. Оторвать голову от парты было делом практически невозможным — слишком она тяжелой оказалась, — Мне чуток плохо. Можно я еще тут поваляюсь? Ну хоть совсем немножко? Пожалуйста!
— Солнцева, — пораженно ахнула женщина, стоящая передо мной и всплеснула руками, — Да на тебе же лица нет! Живо в медпункт! Почему не сказала, что ты больна?
— Да кому вы верите, Елена Николаевна? — раздалось скептичное откуда-то с последней парты, — Наша рыжуха наверняка притворяется, что б ее отпустили домой. Все же знают, кто и что ее ждет после занятий.
— Колмацкий, захлопни варежку, — бросила за спину, не имея сил даже на то, чтобы просто повернуться, — И без тебя голова раскалывается. Что происходит между мной и Исаевым — не твоего ума дело. Андестенд?
— А если нет? — послышался смешок уже кого-то другого, — Мы же тоже хотим посмотреть, что он с тобой сделает!
— А гланды повидлом не намазать, Личаева? — хрипло каркнула, резко поворачиваясь. Настроения язвить не было вовсе, да и желания убивать, если честно, тоже. К выпадам своих одногруппничков я уже давно привыкла и сейчас, если бы не мое воистину ужасающее самочувствие, знатно бы развлеклась, глядя, как они плюются ядом. Но, как говорится, сегодня у меня по гороскопу деревня «Пролетаево», город «Несудьбинск»…
— Замолчали все! — хлопнула ладонями по столу Елена Николаевна и, обратилась ко мне, указывая на дверь, — Марш к врачу. Без ее заключения не смей даже показываться мне на глаза! Вещи оставь здесь.
— Ладно, — тяжело вздохнув, поднялась на ноги и, покинув кабинет, понуро поплелась в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. К моему счастью, в каждом учебном корпусе имелся свой медик, бегать по территории универа не было нужды, но даже до скромной обители санитара нашего потока я, увы, добрести не смогла.
Меня скрутило от кашля всего в пяти метрах от двери с красным крестиком на ней.
Согнувшись пополам, я пыталась откашляться, чувствуя, что легкие просто раздирает, а по горлу изнутри словно кто-то хорошенько прошелся наждачной бумагой — ощущения были непередаваемые. Вдобавок к этому, когда я, наконец, перестала изображать астматика и задышала ртом, а не насквозь заложенным носом, сильно закружилась и без того гудящая голова. Пришлось прислониться к стене возле подоконника, чтобы не чебурахнуться на пол прямо посреди пустующего коридора.