— А что же она… Что с ней случилось? Что она про себя сказала?
— Да горе у ней — мать она похоронила. Зина-то, мать ее, умерла. Я смотрю, они не звонят, не приезжают. Что, думаю, такое стряслось? А оно вон как все вышло. А я и не знала ничего — не пошла ни на похороны, ни на девять дней, ни на сороковины…. А ведь мы вместе пятьдесят лет прожили, и чтоб ссоры какие или что, Боже сохрани.
— А ее сын? — Филипп пытался справиться с биением сердца.
— Сережа-то? Сережа ничего, говорила, вроде здоров, в школу ходит.
— А про меня она что-нибудь спрашивала?
— А как же! Она и приходила-то, чтоб про вас спросить. Говорит, я, мол, навестить вас, тетя Люда, а сама все про вас, все про вас…
— Что же она и телефон свой не оставила? Ни адреса, ни телефона?
— Нету, нету, говорит, телефона. А адрес не оставила, потому что расстроилась: не приедет, говорит, больше. Видать, любит она вас.
Филипп испытующе посмотрел на старую женщину. Что же это такое? Можно ли в это поверить? Его адрес куда-то пропал, а свой она оставить не захотела — почему? Может ли это быть правдой?
— Любит, а адреса не оставила, — он попытался улыбнуться. — Как же я ее найду?
— Не оставила, потому что расстроилась, говорю тебе. Она ведь… Батюшки, я и забыла совсем: вот головато стала, как решето. Она ведь беременная, Наташа-то.
— Что? — Филипп решил, что ему послышалось.
— Что-что, беременная она, вот что. Ребенок у ней будет, понимаешь? Я же говорю: любит она тебя.
— Как… как это может быть?
— Известно, как может быть. Что ты бледный-то такой стал? На-ка вот тебе воды, попей. — Людмила Ивановна налила воды из стеклянного графина, стоявшего на подоконнике. — Попей, попей, а то на тебя смотреть страшно. Может, чаю тебе налить?
Но Филипп не стал пить.
— Она сама вам сказала, что ждет ребенка?
— Сама, а кто же еще? Я ей говорю: что-то ты поправилась, что ли? А она: нет, говорит, тетя Люда, беременная я. Я еще спрашиваю, что, мол, замуж собралась? А она — нет, тетя Люда, замуж не иду. А она ведь мальчишку-то, первого своего, вот Сережу-то, сама подняла, без мужа. Вот только Зина и помогала ей. А как она теперь без матери будет, не знаю. Вот и расстроилась. Говорит, не приедет он больше. А я ей: ребенок-то от него, что ли, от француза этого? — Людмила Ивановна посмотрела на него и почему-то шепотом добавила: — Да, говорит, от него.
Филипп почувствовал, как на глаза у него навернулись слезы. "Боже, Боже, — повторял он про себя. — Наташа, любимая, что же делать?"
— Неужели она не сказала хотя бы приблизительно, где живет?
— Сказала, сказала. Адрес не дала, а сказала. Вот только не вспомню, улица какая-то… за Сокольниками, говорит, улица, как же ее, Подбельского, что ли? Подбельского, точно. На улице Подбельского она живет. За Сокольниками.