Подойдя к дверям, она вдруг испугалась — ей пришло в голову, что доллары могут оказаться фальшивыми или какими-нибудь мечеными. Однако деваться было некуда: толкнув тяжелую дверь, она вошла внутрь и с бьющимся сердцем протянула одну стодолларовую купюру в окошко для обмена валюты — на пробу.
Однако ничего не произошло — банковский служащий, молодой человек в очках и голубой рубашке, быстро взял из ящичка банкноту и столь же быстро положил в него соответствующую сумму во франках, даже не взглянув на Наташу. Когда она положила в ящичек еще девять бумажек, молодой человек с удивлением поднял на нее глаза, но ничего не сказал и спокойно повторил операцию. Наташа забрала деньги и вернулась в магазин.
— Deux mille sept cents quarante francs, Madame,[4] — надменно проговорила продавщица.
Наташа расплатилась, взяла протянутый ей элегантный пакет и вышла на улицу. «Теперь надо купить, туфли и сумку. Но это потом». Она шла, улыбаясь от сознания своего могущества, ключ к которому лежал в легком бумажном пакете.
Выйдя на Елисейские поля, она почувствовала, что хочет есть. Ее манили открытые двери и полные народу террасы кафе, но войти она не решалась. «Надену платье и тогда посижу где-нибудь», — думала она, как будто платье было магическим жезлом, способным вернуть ей силы и уверенность в себе. Она купила длинный сэндвич у одного из многочисленных уличных продавцов и села на скамейку, наблюдая за пестрой толпой и размышляя над тем, что будет делать дальше.
Доев бутерброд, она вспомнила, что неподалеку от Ленкиного дома есть парикмахерская и что она давно не делала себе прическу. Она встала и направилась в обратную сторону, стараясь на ходу сообразить, как с помощью ее скудного французского объяснить парикмахеру, что ей нужно. Объяснять, однако, ничего не пришлось. Она сказала: «Faites quelque chose»[5],— и мастер, симпатичный молодой человек, пристально и весело посмотрел на нее, кивнул, будто хотел сказать, что прекрасно понимает, чего она хочет, и энергично принялся за работу.
У нее были густые, довольно длинные (чуть ниже плеч) русые волосы с рыжеватым оттенком и слегка вьющиеся на концах.
— Vous avez de très beaux cheveux, Madame![6]
Она улыбнулась и в зеркале поймала на себе его весьма заинтересованный взгляд. «Он моложе меня лет на десять», — весело подумала она, и ее опять охватило сладостное предчувствие счастья.
Он довольно долго возился с ее волосами, подстригая, потом накручивая их на крошечные деревянные палочки, и говорил, говорил что-то по-французски, чего она не понимала, но что ей ужасно нравилось. В какой-то момент ей даже показалось, что она начинает различать знакомые слова, и она вспомнила то место из «Мастера и Маргариты», где Гелла во время сеанса в Варьете тарахтит по-французски, а женщины, странным образом с полуслова понимают ее, и засмеялась.