— Сустав цел, никаких переломов нет, — заверил Александр. — Гематома, конечно, будет очень приличная, через пару дней почернеет, пойдёт вниз по руке с кровотоком, будет очень болеть. Но в целом, ничего фатального, попьёте опийных капель на ночь и спать будете, как убитый. Удар пришёлся не прямо в сустав, а несколько в подмышку, по касательной. Сие вас, Алексей Иванович, спасло от серьёзного увечья.
— Меня вы спасли, Александр. Если бы вы своевременно не появились, ей-ей, лежать бы мне в мертвецкой. Большое вам спасибо, я ваш должник на всю оставшуюся жизнь, — от души поблагодарил Шумилов. — Теперь, пожалуй, тридцатое апреля буду праздновать как второй день рождения.
— Вы знаете кто и для чего совершил это нападение? — поинтересовался Раухвельд.
— Есть кое-какие идеи, — соврал Шумилов и перевёл разговор на другое. — Мне бы надо как следует выспаться, поскольку я многого жду от завтрашнего дня. Сможете помочь?
— Я вам дам опийных капель, спать будете как младенец в сухих пелёнках, — заверил Александр. — Даже рука не помешает.
Засыпая, Шумилов пытался анализировать события минувшего вечера, но спутанное опием сознание вместо связных мыслей воспроизводило какие-то фрагментарные эпизоды: молоток на длинной металлической рукояти, зажатый в крепком кулаке преступника; клеймо мастерской чертёжных принадлежностей на донышке тубуса; приоткрытую створку окна, из-за которого доносился девичий голос, певший незнакомый сентиментальный романс.
Проснувшись утром первого мая, Шумилов совсем недолго раздумывал над давешним происшествием. Ему представлялось совершенно очевидным, что немотивированное нападение во дворе находится в прямой связи с его розысками по делу о двойном убийстве в квартире Мелешевич. Видимо, в какой-то момент Алексей Иванович допустил ошибку, небрежность, перепугавшую преступника и заставившую его неадекватно отреагировать. Что это была за ошибка Шумилов понять не мог, но ломать голову над этим почитал занятием бессмысленным, поскольку извращённую логику неизестного убийцы постичь было очень трудно. Скорее всего, преступник решил, что Шумилов опасно к нему приблизился; вся беда заключалась в том, что сам Алексей Иванович решительно не понимал, когда и как это случилось.
Свою визитку он оставлял у Ганюка: означает ли это, что ненормальный пенсионер как-то связан с убийцей? Помимо этого своим настоящим именем Шумилов представлялся домоправителю «яковлевки»: быть может, это от него убийца узнал о проводимом расследовании? А может, сыскные агенты в силу банальной неосторожности кому-то обмолвились об участии в розысках Шумилова? Наконец, не следовало сбрасывать со счетов и Аркадия Штромма. Шумилов уже не раз сталкивался с тем, что некоторые из его работодателей, будучи действительно виновными в инкриминируемых им преступлениях, использовали участие Алексея Ивановича для того, чтобы отвести подозрения от себя. Аркадий Штромм, если допустить его виновность в убийствах Барклай и Толпыгиной, вполне мог в каких-то своих видах подстроить убийство и Шумилова. В конце-концов, для убийцы уже было совершенно непринципиально, убил ли он двух человек или трёх. И в том, и в другом случае ему «светили» не менее пятнадцати лет каторжных работ с содержанием в кандалах не менее трети срока.