— Как он узнал мой адрес?
— Пётр сначала сам прошёл за вами, а потом, увидев как вы зашли в «Вену» покушать, бегом помчался за мальчиком-посыльным. В «яковлевке», рядом с конторой домоправителя, живёт мальчик, которому Пётр порой поручает что-либо отнести или что-то отдать. В общем, малец на побегушках. Вот ему-то Пётр Кондратьич и сообщил ваше описание, и сказал проследить за вами после того, как вы из «Вены» выйдите. Ну, малец и проследил. Узнав ваш адрес, Пётр примчался ко мне и объяснил, что делать.
— То есть это он придумал сказать, будто меня ждёт женщина в пролётке?
— Он, он, истинный крест! — Трембачов вдруг перекрестился. Выглядело это святотатственно, и Шумилова увиденное покоробило.
— Хорошо, Ваня, а теперь скажи напоследок, куда вы с Петром подевали украденное?
— Пётр Кондратьич всё стыренное из стола припрятал на Волковом кладбище, в конце могильного ряда, где уже деревья растут, под корнями раздвоенной берёзы. Я потом могу подробнее описать и показать. А я статуэтку уничтожил. Сегодня утром. Признаюсь, очень не хотел, но Кондратьич приказал. Он так на меня вчера орал, что… думал меня самого порешит. Так что перечить я побоялся, откровенно скажу.
— Утопил, что ли? — уточнил Шумилов.
— Не-а, утопленную вещь со дна поднять можно. Я её расколол.
— Врёшь, сучий потрох, она из такого камня сделана, что ты её просто так молотком не расколешь! А парового пресса у тебя, полагаю, нет.
— Да, молотком не расколоть, это точно. Звенит и не колется. Я пробовал молотком — бесполезняк. Я проще поступил: кинул её в огонь, ну, то есть в печь на колосники положил, а потом прихватил щипцами и — в бочку с водой. Камень лопнул как стекло, только куски по дну бочки застучали.
— Что с бочкой сделал?
— Ничего, стоит где стояла, у нас на водопроводной станции.
— Ладно, потом полицейским покажешь, — Шумилов поднялся со стула. — Вставай, Ванятка, пойдём в часть сдаваться.
— Дай картошки пожрать с салом, а-а? — неожиданно попросил Трембачов. — Когда в другой раз доведётся?
Он повернулся к матери, сидевшей возле стенки и внимательно слушавшей всё, что говорилось в этой комнате.
— Мамаша, наверни-ка рабочему человеку, своему родному сынку плошку картошенки! Да сальца побольше…
— Ты мне не сын! — неожиданно ответила Евдокия Трембачова. — Мой сын сегодня умер. Вот прямо на глазах моих. А ты гадина двуногая, ублюдок, человекоубийца и богоотступник. Нет у тебя больше матери. И дома больше нет. Пошёл вон с порога, подонок!
Уже в после десяти часов вечера в здании 2-й Адмиралтейской части, расположенной во дворах Галерной улицы, появился вызванный с Гороховой по телефону Агафон Иванов. Минут двадцать он разговаривал с Иваном Трембачовым, затем вышел к Шумилову, терпеливо дожидавшемуся его на скамье в коридоре. Внимательно выслушав рассказ Алексея Ивановича, отправился звонить начальнику Сыскной полиции Ивану Дмитриевичу Путилину. После этого Агафон Порфирьевич вернулся к Шумилову и сел на скамье подле него: