— А кто это?
— Мы агенты столичной Сыскной полиции, — сухо сказал Гаевский, недоброжелательно всматриваясь в юное лицо, свежее и розовое после сна. — С нами, как видите, квартальный надзиратель.
Несмотря на неприязненный тон, Владислав не без внутреннего удовлетворения отметил, что вкус Дмитрия Мелешевича был весьма неплох. Гаевский любил работать с красивыми женщинами куда более, чем с некрасивыми. В этом его отношении не было вовсе никакого эротизма — оно основывалось на том широко известном мужчинам наблюдении, что красивые женщины очень восприимчивы к оценкам окружающих, а опытный сыщик всегда сумеет сыграть на такой непростительной слабости.
— А Дмитрия Николаевича нет дома, уже на службу уехал, — растерялась женщина.
— Вообще-то он в отпуске, — сухо поправил её Владислав. — Но вы, подозреваю, этого даже не знали. Но мы, собственно, не к нему, а к вам.
— Ко мне?
— Вот именно. Извольте предъявить паспорт и объяснить полицейским властям, почему вы проживаете здесь без надлежащей регистрации.
Барышня удивленно подняла брови, отступила в комнату:
— Я… моя фамилия Шапошникова. Елизавета Андреевна. А вот паспорт… паспорт сейчас отыщу.
Она выскользнула в смежную комнату, а полицейские, пользуясь её отсутствием, разбрелись и спокойно осмотрелись. Квартира, по всему видать, была не из дешёвых. Помимо удачного местоположения на 3-й линии Васильевского острова, что само по себе играло не последнюю роль, здесь были прекрасные элементы внутреннего декора: отличная лепнина по потолкам и стенам, в гостиной был виден изящный камин с большим зеркалом над ним, огромные окна, дававшие много света. Но самым замечательным украшением квартиры являлся эркер с двумя пальмами в кадках, рядом с которыми расположилась широченная оттоманка — диван без спинки — с десятком шёлковых подушечек. Так и хотелось на неё завалиться… Да, обитатель этой квартиры явно знал толк в комфорте и удовольствиях и вряд ли в чём себе отказывал.
На небольшом низеньком столике рядом с пальмами стоял серебряный поднос с кофейником, сливочник, под которым расплылась неаккуратная белая лужица и пустая кофейная чашка. Блюдце с забытой ложечкой одиноко стояло отдельно.
Дамочка впорхнула из смежной комнаты, держа в руке развёрнутый паспорт.
Иванов принялся внимательно изучать бумагу. Потом глянул строго исподлобья и, не поднимая головы, спросил:
— Почему живёте здесь без регистрации?
— Да я… Дмитрий Николаевич сказал… что можно так… да я притом только несколько дней, — сбивчиво ответила она. В описках поддержки женщина бросила быстрый взгляд на Прохора, но, прочитав злорадство в его лице, стушевалась ещё больше.