В две тысячи пятнадцатом — в тюрьмах маленького государства произошло несколько массовых драк с убийствами — так мафия и тюремные джамааты воевали за власть над зонами. В большинстве зон победила традиционная организованная преступность — но все понимали, что это ненадолго. Молодых людей, которые вдруг осознавали, что ислам у них какой-то неправильный и надо принять правильный — становилось все больше и больше. Как и поводов для повторной гражданской войны, которую многие очень хотели. Сербские и хорватские националисты тоже были готовы, они открыто называли Боснию и Герцеговину «геополитическим недоразумением» и считали, что ее надо разделить. А Ибрагима — в две тысячи пятнадцатом первый раз попытались взорвать.
Первый — но не последний.
— Злата… — с болью в голосе произнес бошняк — Злата, доченька… Девочка моя милая…
— Держись — с сочувствием в голосе произнес тот, кого называли Ангел — у тебя красавица дочь, она жива, здорова, выступает. Это не так плохо. Думаю, она просто еще маленькая. Повзрослеет, поймет. Держись.
— Как держаться, как?! Моя дочь мне враг! — в глазах бошняка стояли слезы — она носит пистолет, чтобы застрелить меня. Понимаешь — меня, родного отца. А сербы не считают ее своей, для них она полукровка…
…
— Что же мы натворили со своей жизнью и своей страной. Что же мы наделали. Аллах, что же мы наделали…
Двое мужчин — долго сидели рядом и просто молчали. Рядом — Сава катила свои воды, чтобы слиться с Дунаем. На горизонте — заревом горел Белград…
— Зачем ты приехал? — спросил Ибрагим.
— Мне нужна пара твоих людей. Умеющих обращаться с оружием. Умеющих молчать. И не боящихся трудностей…
— Я думал, ты отошел от дел.
— Я тоже так думал.
Ангел достал фотографию, посветил фонариком.
— Красивая — сказал бошняк — очень красивая. Кто это?
— Неважно. Ее держали в рабстве в Одессе. Я хочу уничтожить этих людей. Закопать их в землю. Всех.
Когда Ангел закончил свой рассказ, в глазах бошняка горела ярость.
— Какая мразь… — сказал он — у нас тоже такие были. Но они делали это с чужими женщинами, а эти — делают со своими. Конец их пути — огонь. Пусть Аллах обрадует их тяжким наказанием, и в том мире и в этом.
— Я предпочитаю не дожидаться божественного правосудия. А вершить свое.
— Какая мразь — повторил бошняк — люди ли они? У них нет чести, совести, чувства к родному народу. Как они живут…
— Недолго. Ты мне поможешь?
— Да. Я сам пойду.
Ангел удивился.
— Зачем тебе? Ты авторитетный и влиятельный человек.
Бошняк горько усмехнулся.
— Уже нет. Как только я стал выступать против исламизации Боснии радикальными мусульманами, мои счета заблокировали, а против меня возбудили дело о неуплате налогов в особо крупном. Думаю, они хотят отнять всё.