Чиновник удивился.
— Это-то вам зачем?
— Я вам таких вопросов не задаю.
— Да все понятно, но… чем вам сутенеры то помешали? Мы решаем стратегические вещи, при чем тут это?
Анхель улыбнулся.
— Полагаю, пройдет много времени, прежде чем вы начнете понимать. Если вы содержите дворец или салон — то совершенно неприемлемо наличие там тараканов. Один таракан обесценит все ваши усилия… интерьер… музыка, состав приглашенных. Нужно избавляться от тараканов — иначе к вам не будет визитов. Когда нет тараканов — никто про них и не думает, но когда они появляются — выведение их становится вашей главной задачей.
— Да, но Одесса это не Россия. Мы не отвечаем за нее!
— Правда?
Чиновнику стало стыдно. Настолько ему вообще могло быть стыдно.
— Извините. Я не то хотел сказать.
Анхель встал.
— Неважно, что вы хотели сказать, главное вы сказали. Изменения — начинаются здесь, в голове. И здесь же начинается разруха, как сказал один великий русский писатель. Когда вы проложите границы империи в голове и поймете, что в деле империи нет ничего маловажного — тогда начнется ее возрождение. Настоящее. Пока что мы идем по этому пути совершенно одни.
…
— Канал связи прежний. Жду информацию. И не уходите с площади рано, скоро начнется представление скоморохов. Они здесь замечательные.
28 марта 201… года. Париж. Франция
Большие города,
Пустые поезда,
Ни берега, ни дна –
Всё начинать сначала.
Холодная война
И время, как вода,
Он не сошёл с ума,
Ты ничего не знала.
Би-2
— Ты уверен, что мы делаем то что должны? — сказал инспектор Лоррен, рассматривая дверь.
— Не сомневайся в этом — заверил Вебб — давай, вскрывай.
После того, как в Испании узнать ничего не удалось — Вебб переместился в Францию, где официально жила некая графиня Мерседес де Сантьяго, вечная студентка и прожигательница жизни. То ли искательница счастья в постелях богатых мужиков, то ли хладнокровная исполнительница убийств, то ли моссадовская фанатичка из Израиля — то ли все вместе. Вебб должен был узнать это — во что бы то ни стало.
Париж — привел его в состояние шока. Он не был тут пять лет — и поверить не мог тому, как все здесь изменилось за это время.
Беженцы. Казалось, весь город превратился то ли в цыганский табор, то ли в лагерь палестинских беженцев на Западном берегу. Даже там, где не стояли их палатки — все равно были беженцы, они выделялись в толпе как крупозная сыпь на коже. Черноглазые, курчавые, голосистые, нарочито ярко одетые, явно праздные, смотрящие нагло, с вызовом. И дети. Их дети. Очень много детей — они приставали к людям, просили денег, могли плюнуть. Те, кто постарше — с интересом присматривался к припаркованным машинам.