— Скажи, — снова зазвучал тихий голос Хемены, — ты ведь… тоже не хочешь на место ученика Маршала? У тебя такие глаза..
— Я когда-то вертелся в этих кругах, а потом ушел. Сам. И возвращаться после этого мне совсем не хочется. Впрочем, перетерплю, — Хор махнул рукой. — А… у тебя с этим как? Не любишь армию, но гороскоп и семья на это не посмотрели?
Хемена помотала головой.
— Нет, я не имею ничего против гороскопа и раннего определения фамилии… Да, я — Ричардель, но среднего уровня Ричардель, а мне задирают планку, и я ничего не могу с этим поделать, — она говорила негромко, а к концу каждого предложения чуть ли не переходила на шепот. — Не могу взбунтоваться и уйти куда-нибудь в Центр Одаренных — меня просто не отпустят. Я должна быть на высоте. Иначе меня туда поднимут насильно, и это… это очень неприятно, поверьте. Я совершенно не тяну на Эссентессера, а выбор Маршала означал бы очень высокий подъем этой планки, и я точно не справилась бы. Вот… так, — Хемена сделала глубокий вдох и растерла слезы по щекам. — Кроме того, как ты мог уже слышать, у меня начинаются проблемы с даром, как у Раль, а это вообще ужас… Но чего об этом говорить, — пробормотала Хемена совсем тихо. — Я благодарна тебе за помощь, но, — она не сумела скрыть пробежавшей по телу дрожи, — что будет, если отец узнает о решении Маршала до того, как ты это самое решение изменишь?
— Не знаю, — ответил Хор очень ровно, ощущая, что шаг сделан и вернуться не удастся. — Я надеюсь, что это удастся списать на ошибку: тогда у Рондера Мистераля не появится никаких претензий к тебе.
Он вспомнил свои вчерашние вечерние выводы. Рондер Мистераль становился противником сразу в нескольких делах — и Хор подозревал, что их интересы ещё не раз схлестнутся, поскольку он возвращался к тому, что категорически отверг в двенадцать лет. Он становился Эссентессером. Будущим Маршалом Объединенного Мира.
“Ещё неизвестно, — подумал Хор, — кому от этого станет плохо”.
***
Раль сидела в своей комнате, обняв дрожащие колени руками, и все никак не могла успокоиться. Каждые пять минут мысли возвращались к туманному переулку, прикосновению ножа и чужих рук, мягкому голосу, вселявшему отвращение, и тем словам, которые он произносил. Все в этом человеке выглядело непонятным, его действия и слова мало состыковывались между собой, те образы, которые на протяжении этих двух дней она составляла в голове, ломались и рушились, стоило обнаружиться новым обстоятельствам.
Кей не собирался убивать её. Тем не менее, именно он был виноват в смерти Синди и ещё двух или более людей, умерших в прошлом году. И как-то обставил их гибель, что та выглядела естественной.