Танцы по-нестинарски (Панасенко) - страница 19

- Это идея! - обрадовался Лахтин. - Подумать только! - захохотал он. Чокнутый психиатр. За это, право, стоит выпить.

Финал разговора, как ни странно, успокоил Лахтина. Так уж вышло, заключил он, что переход из журнала в заводское КБ совпал с появлением в его жизни двух новых и очень важных для него лиц - эфемерного наставника и маленькой женщины.

Как-то Лахтин записал в блокноте: "Почти одновременно жизнь подарила мне свой Дух и свою Плоть. Это ли не счастье?!"

И вот сейчас, по прошествии лет, потягивая на чужой лоджии сигарету и глядя на ночной город, Лахтин вдруг с грустью понял, что он не напрасно тогда поставил в конце, может быть, чересчур пышной, но в общем искренней фразы знак вопроса. Это не есть счастье. Плоть наскучила, а Дух в образе Злодея удручает.

"Все-таки жизнь - это бег. Даже когда не хочется бежать, - подумал он, нервно закуривая новую сигарету. - Вопрос только в том, куда и зачем бежать. Тысячелетний вопрос... Если моя борьба с Йегресом (или его со мной) - болезнь, то все не так уж безнадежно. Ведь я, получается, сознаю свою порчу. Но если это игра... - Лахтин мысленно споткнулся. Он на миг испугался такого предположения, но тут же высмеял себя. - Ну и что, если игра?! В любом случае это попытка разобраться в жизни, в своей душе и судьбе. И не только в своей. Таких, как я, рефлексирующих, сейчас полмира. И что плохого в том, черт побери, что мы пытаемся понять себя и мир, что мы мучаемся своими сомнениями и противоречиями? Гораздо страшнее те, кто не прав, но уверен в своей правоте. Вот уж кто есть самые настоящие чудовища".

Однажды Лахтин ездил в Болгарию, где видел хождение по огню. Водил на зрелище его знакомый журналист и писатель Святослав. Он же познакомил со знаменитой нестинаркой Невеной, которая во время их необязательного разговора вдруг куда-то исчезла и вернулась, лишь когда заиграли волынки. Это уже была другая Невена. Где-то остались ее европейская одежда, обыденность манер. Полузакрыв глаза и раскинув руки, в расшитой рубахе до колен, она стремительно прошла через живой коридор и так же легко и естественно, как шла, ступила в огненный круг.

О как кроваво и грозно пылали угли громадного кострища. Как неистовствовала музыка. Как летела Невена - все по кругу, по кругу, быстро-быстро и... безмятежно. Казалось, сейчас вспыхнет ее белая рубаха, вспыхнут волосы... У него сжалось сердце. То ли от мистического ужаса, лохматого и первобытного, обитающего на задворках души, то ли от восхищения и желания самому ворваться в огненный круг. Да, да, какой-то голос нашептывал тогда: иди, взлети над пламенем, это возможно, не трусь! Эх, Невена, Невена!