1.
– Расскажите мне что-нибудь, – попросила я.
(Каждую встречу с читателями я так заканчиваю: “Расскажите историю. Подлинную… Важную… Чужую или про себя…”)
Я выключила микрофон.
Воцарилась тишина.
Люди задумались: знают ли они важную историю. И хотят ли со мной поделиться.
Обычно подходят смущаясь, говорят нескладно.
У женщины, которая подошла ко мне в Гётеборге, были близорукие серые глаза; слова она выбирала тщательно:
– Алиция, прислуга, полька, любила Меира, моего дядю. Спасла его. Умерла от тоски по нему. Дядя был похож на Рудольфо Валентино[128].
Она вручила мне визитную карточку: “Helen Zonenshein, профессор философии”. Улыбалась сдержанно, по-скандинавски.
– Я всю жизнь ношу в себе Алицию, польскую прислугу.
2.
Рудольфо Валентино?..
На фотографиях красота довольно банальная.
– Глаза… – подсказала профессор. – Миндалевидные! А жесты… А какой стройный… Вы ведь сразу его узнали.
Узнать было нетрудно.
Он кланялся. Становился на колено. Выделывал пируэты. И эти обольстительные улыбки, комплименты, маскарадные костюмы…
Раздражал? Какое там! Им восхищались. В него влюблялись. Все на свете обожали дядю Меира – ну может, за исключением мужчин, с которыми его связывали деловые отношения. Потому что и в делах он вел себя, как в светском салоне. Обольщал, не держал слово и не помнил своих обещаний.
– Меир, – умоляли братья. – Пора посерьезнеть.
Они-то – братья Зоненшайн – были люди серьезные. Сыновья радомского раввина, который мечтал соединить польский хасидизм с Иммануилом Кантом. Иными словами: Modernity and Tradition