– услышала за собой вопли американской еврейки.
Муж не захотел больше жить в еврейском районе. Они перебрались в польский Greenpoint[157]. Он все меньше работал, все сильнее пил и перестал говорить о переходе в иудаизм.
10.
Она вернулась одна.
Начала покупать хлеб. Прятала в ящики столов, в шкафы, в буфет, в холодильник. Килограммами…
– Вы когда-нибудь голодали? – спросил врач. – Не хотите мне об этом рассказать?
1.
– Говорят, вы просите рассказывать важные истории. Это правда или слухи? – спросил кинорежиссер, однокашник Кшиштофа Кеслёвского[158].
– Правда.
Мы разговаривали в кинотеатре “Муранов”, на вечере, посвященном годовщине смерти Кеслёвского.
– Я знаю важную историю. Моей тети Янки, сестры отца. Она любила Болека, еврея, своего однокурсника. Хотела вывести его из гетто и спрятать у нас, но бабушка Валерия, ее мать, не согласилась. У нее были взрослые дети и внуки, и она не захотела подвергать их смертельной опасности ради одного человека.
– Ясно… – кивнула я понимающе.
– Тетя Янка послушалась бабушку – и знаете что? Тоже погибла, во время восстания[159]. И другие бабушкины дети погибли или умерли, один за другим. Она всех пережила… В наказание? Как вы думаете?
– Ничего подобного! – вспылила я. – Чистый случай.
– А бабушка говорила, в наказание… Что Бог…
– Его и спросите. Уж он-то знает…
Мы оба посмотрели на большую, в натуральную величину, фотографию Кеслёвского в вестибюле кинотеатра. На нас глядел пожилой седой человек в очках. Постарел и поседел он незадолго до смерти, так что на это его новое, усталое лицо мы смотрели с некоторым недоумением.
2.
Янка слыла старой девой, упрямой и скрытной. Ей уже стукнуло тридцать, у нее были узкие, плотно сжатые губы, недурные ноги и ни одного поклонника. С Болеком, красивым брюнетом, они познакомились на последнем курсе. В Варшаву он приехал, кажется, из Львова. Она приходила к нему в гетто. Когда бабушка Валерия сказала: “Да из-за него нас всех…” – Янка без единого слова ушла из дому. Спустя несколько дней бабушка Валерия приказала сыну – старшему Янкиному брату: “Найди ее. И немедленно приведи!” Стефан поехал в гетто, отыскал Янку и велел ей возвращаться домой. “Возвращайся, – повторил вслед за Стефаном Янкин жених. – Я постараюсь выжить. Сразу после войны мы поженимся…” – и надел ей на палец обручальное кольцо с изумительным искрящимся бриллиантом.
3.
Тадеуш, самый старший сын бабушки Валерии, отец будущего режиссера, умер от туберкулеза. Он пошел добровольцем на войну с большевиками[160] и попал в плен. Убегая, несколько часов простоял в холодном болоте и потом долго болел. Воспаление легких. Закончилось чахоткой. У них под Варшавой был просторный двухэтажный дом, отец умирал наверху, деликатно, никому не доставляя хлопот. Не кашлял, не хрипел; однажды ночью просто перестал дышать. Это заметили спустя несколько часов. Он лежал с открытыми глазами, засмотревшись на дерево за окном.