Хайльбронн оказался маленьким городком, утопающим в цветах.
Арнольд С. не был похож на человека, описание которого я нашла в тюремной учетной карточке (“правильного телосложения, зубы здоровые”). Низенький, лысый, круглый; напоминал Никиту Хрущева в пожилом возрасте. Выслушал меня. Сказал, что не мог хорошо относиться к польским заключенным, поскольку с ними не сидел. Сразу все и выяснилось: он был тем самым Арнольдом, которого я нашла в варшавском архиве, но не тем, которого искала Кристина А. Что ж, ничего не поделаешь. Мы ели бутерброды и вишневый пирог, который испекла его жена. Помидоры были “без химии”, а пирог еще горячий. Арнольд воевал в Финляндии. Вообще-то он не воевал. Строил земляные укрепления. Один из тех многочисленных немцев, которые были на войне, но не стреляли. Просто за всю войну ему ни разу не удалось выстрелить. Ни разочка. Nein, nein, – отрицательно мотал он головой. Hat nie geschossen, не стрелял. Зато в него стреляли, притом поляки, притом, когда он отступал. После чего заперли в подвале, а потом судили. Обвиняемые немцы сидели в трех рядах. Те, что сидели в первом ряду, получили по три года, те, что во втором, – шесть лет, в третьем – девять. Арнольд С. сам не знает, в чем его обвиняли, но ему повезло – он сидел в первом ряду. Их поместили в бараки. Поздним вечером отвезли куда-то на грузовике. Зажглись прожекторы. Они увидели груды развалин и скелеты домов. Начальник сказал, что тут было еврейское гетто. Арнольд С. убирал развалины гетто. Разбивал обломки кирпичей, крошки перемешивал с цементом и песком. Из этого получались новые кирпичи. Он строил дома. Немцы работали ночью, при свете прожекторов; днем работали поляки. За хорошую работу начислялись баллы. За максимальные тридцать баллов полагалось дополнительно три килограмма хлеба, полкило свиного сала, полкило репчатого лука и немного конфет. Он всегда получал свои тридцать баллов, каждую неделю, и свой хлеб, и свое сало. Начальник говорил о нем – “хороший мужик”, потому что он работал честно, старался как мог. До войны в деревне он тоже так работал. И в войну. И в варшавском гетто. И в соляной шахте, когда вернулся в Германию. Вернулся он в пятьдесят первом. В бывшем гетто научился строить, поэтому сам, без посторонней помощи, построил дом. Они с женой вдвоем показывали мне комнаты. Жена каждую комнату отпирала ключом, а потом запирала. Отпирала и запирала. Везде были сувениры. Арабские розы из песка пустыни, австрийские тарелки, немецкие фарфоровые зверюшки, ну и памятки из шахты. За пять лет работы – кубок. За десять лет работы – кубок. За пятнадцать лет – кубок. За двадцать лет…