Он наблюдал за отцом – как тот играл и как проигрывал – и сделал вывод: в любой карточной игре судьбе можно помочь.
Родители были глухонемые. Разговаривали на идише, на языке жестов. Благодаря этому у него не было еврейского акцента, и после ликвидации гетто не составило труда прикидываться арийцем.
Он был уличным певцом, чистильщиком обуви, продавцом папирос, пастухом и рабочим на железной дороге. Жил на Западном вокзале, на четвертом перроне, в будке осмотрщиков вагонов. Через вокзал проходили немецкие поезда с Восточного фронта – солдаты ехали в отпуск. У этих солдат можно было купить шампанское и сардины, а им продать фонарики, батарейки и вечные перья. Торговал он ночью, товар сбывал в Мировских торговых рядах ранним утром, а днем ходил с молотком и проверял рельсы, колеса и тормоза.
Женился он на польке. Она родила ему сыновей, которые не хотели быть евреями.
Он не любит хвастаться, но лучше игрока, чем он, нет ни в отеле “Мариотт”, ни в клубе “Рио Гранде”, ни на базаре Ружицкого. Играет он в штос, покер, буру, деберц, рулетку и шестьдесят шесть. Хвастаться не хочет, но лучше игрока нет во всей Варшаве.
А все потому, что отец проиграл деньги, которыми расплатилась за костюм жена фабриканта Кригера.
Последний игрок пришел к последнему шойхету по весьма деликатному делу.
У него есть женщина, Тоська. Приятная, с большой грудью и добрыми голубыми глазами. Ему ужасно хочется, чтобы Тоська оказалась еврейкой. Однажды она рассказывала, как ее отец убивал петуха. Р-р-р-раз – полоснул ножом по глотке – и нет петуха.
В душе игрока затеплилась надежда.
Они с Тоськой пошли к последнему шойхету.
Посадили его в машину.
Поехали в деревню.
Купили петуха.
Последний шойхет вырвал из петушиной шеи несколько перьев. Достал из холщового чехла ритуальный нож – узкий и острый, без единой зазубрины. Проверил пальцем, гладкое ли лезвие. Полоснул ножом по глотке – р-р-р-раз…
Они посмотрели на Тоську.
– Так делал твой отец?
– Так, – подтвердила она.
– Значит, он был еврей, – обрадовался последний игрок. – Может, даже резником был?..
– Глотку он проверял? – встревожился последний шойхет, внимательно осматривая убитую птицу. – В глотке ни в коем случае нельзя оставлять ни зернышка корма, иначе птица будет нечистой.
Тоська не помнила, проверял ли ее отец глотку, но последний игрок на мелочи внимания не обращал.
– Твой отец был еврей, ты – еврейка, наконец-то ты на правильном пути, и всё благодаря мне.
Он взял ее с собой в синагогу, отправил на балкон к женщинам, сам подошел к Торе и стал, как и каждую субботу, молиться за души своих четырех сестер – Крейндл, Фрейндл, Файге и Хани.