Портрет с пулей в челюсти и другие истории (Кралль) - страница 90

Жене кантора хочется верить в несчастный случай. Женщины в синагоге верят в несчастную любовь…

С фотографии на могильной плите на Еврейском кладбище смотрит красивый мальчик с серьезными темными глазами.

На картинах на стенах квартиры – женщины над субботними свечами, мужчины над Торой и Вечный Жид.

На кровати лежит стеганое одеяло из голубиного пуха.

Часы бьют каждые пятнадцать минут.

В комнате стоят два больших чемодана. Там лежит упакованная в дорогу одежда сына. За двадцать пять лет чемоданы не открывали ни разу. Каждый день с них стирают пыль и накрывают белой вязаной скатеркой.

Последний кантор садится в трамвай на Замойского.

В синагоге он бывает только по субботам.

Поет только раз в году, на Йом-Кипур.

Поет Эль мале рахамим[106], Господь милосердный.

Целый год копит силы для этого дня и этой песни.

Все евреи в синагоге ее ждут.

Из немощного старческого тела вырывается голос чистый, сильный, преисполненный любви и отчаяния.

Никто уже не споет Эль мале рахамим так, как последний варшавский кантор.

8.

Пора задать вопрос: что означает “восточноевропейский” и где начинается Восток.

Для Богумила Грабала Восток начинается там, где “заканчиваются австрийские ампирные вокзалы”. Странно. Ампир господствовал в архитектуре, когда не было ни железных дорог, ни вокзалов. Возможно, Грабал имел в виду более поздние белые австрийские здания, облицованные зелеными плитами. В таком случае Восточная Европа должна начинаться за вокзалами Лежайска и Сажины, не раньше Сталёва-Воли[107].

Для историков Агнешки и Генрика Самсоновичей Восток начинается сразу за Вислой[108]. По дороге в Дзбендз мы миновали мост, въехали на Тарговую, и Агнешка С. сказала: “Вот он, Восток!”

А ведь здесь, в частной библиотеке на пересечении Кавенчинской и Радзиминской, в невеселые пятидесятые годы имелся весь Пруст. Довоенная седая владелица снимает с полки довоенные тома (каждый обернут в грубую упаковочную бумагу) и говорит: вот ЭТО прочти.

Анджей Чайковский, пианист, привез себе Пруста из Парижа. А я – из библиотеки на Кавенчинской.

Неужели Восточная Европа должна начинаться до библиотеки с полным собранием Пруста?

Для Абрахама Дж. Хешеля[109], философа и теолога, границы Востока значения не имели, поскольку восточноевропейские евреи жили скорее во времени, чем в пространстве. А если в пространстве, то между преисподней и небесами.

Название “Польша”, по еврейской легенде, происходит от древнееврейских слов по лин – “здесь живи”. Слова эти, начертанные на листке бумаге, нашли евреи, убежавшие из Германии от погромов и чумы. Записка имела небесное происхождение. Она лежала под деревом. В ветвях дерева прятались блуждающие души. Помочь им мог только благочестивый еврей, читающий вечернюю молитву. Короче, если граница Восточной Европы существует, пограничный столб – дерево, под которым лежала записка.