Она все стояла, изучая свое отражение в прозрачном стекле, до тех пор, пока между двумя кусками шелка, висящими в глубине витрины, не появился рассвирепевший продавец, который красноречивым жестом предложил ей проваливать. Рыжая отскочила, но сейчас же взяла себя а руки, рассмеялась и показала продавцу язык. Потом, гордо подняв голову, не спеша отправилась дальше.
3
Во дворе дома номер одиннадцать Грациелла появилась как раз в тот момент, когда Зораида открывала дверь, чтобы выплеснуть из таза мыльную воду.
— А! Вот она! Явилась!? — воскликнула гладильщица, — Ты хорошо делаешь, что не спешишь. Смотри не утомись! А то, не дай бог, порок сердца заработаешь!
— Не беспокойтесь обо мне, — быстро ответила девушка. — Если уж ваше сердце не получило этого порока после всех встрясок, которые ему достались, то будьте уверены, мое-то и подавно не получит!
Зораида поставила на землю таз и затопала со злостью ногами.
— Если бы хоть одна ученица, — завопила она, — хоть одна посмела сказать своей учительнице сотую долю того, что говорит мне эта сопля, ее бы в два счета выгнали! Приходит, когда ей вздумается, делает, что ей нравится, ехидничает, грубит! А я все держу ее! Сколько же мне терпеть? — добавила она, оглядываясь вокруг.
Но Саверио, который работал у своего окошка как раз напротив и был единственным свидетелем этой сцены, казался не слишком взволнованным. Он ограничился тем, что посмотрел в их сторону и покачал головой,
— Сколько же мне еще терпеть? — продолжала Зораида в надежде, что из какого-нибудь уголка двора придет сочувствие и поддержка. Однако только дрозд на окне Йоле испустил длинную трель. Рыжая посмотрела наверх и заметила:
— Слышите? Вам ответили.
Повернувшись как на пружине, Зораида скрылась за дверью. Не говоря ни слова, Рыжая не спеша последовала за ней. На пороге она обернулась и подмигнула Саверио. В светлых глазах старика вспыхнула смешинка, он поднял черный от вара палец и шутливо погрозил девушке.
Все в доме знали, что если Зораида встала поздно, значит предыдущий вечер она провела с женихом. Только одного нельзя было сказать наверняка: была ли она с тем же женихом, что накануне, или с новым. Она вечно считалась невестой и всегда «очень достойного человека», однако каждый ее роман неизменно оканчивался внезапным исчезновением этого «достойного человека»: его либо переводили на другую работу, либо появлялась телеграмма, извещавшая о смерти какого-то родственника и призывавшая жениха срочно отправиться в другой конец страны, либо, если это был военный, его полк непременно переводился в какой-нибудь отдаленный район.