— Нахал, — наконец, мотнув головой, Варька закрыла защитный экран и, помедлив, уселась позади Костина.
Тонкие, но сильные руки, обхватили финансиста за талию. Девушка крепко прижалась к его спине, доверчиво и по-детски наивно открыто. От этого где-то в душе зарождалось ещё неосознанное, но такое узнаваемое, тёплое чувство удовлетворение и целостности. Словно Костин, сам того не подозревая, наконец-то нашёл то, что каждый байкер ищет порою всю свою жизнь…
Дёрнув бровью, Ромыч нахмурился, отгоняя совершенно ненужные и неуместные мысли. После чего оттолкнулся, выжимая газ и уводя своего довольно рычащего зверя в сторону от жилых домов. Хватка на талии стала крепче, вызывая невольную дрожь удовольствия по телу и подстёгивая азарт. И Кощей не нашёл ни одной причины для того, что бы отказывать себе в этом.
Тем более, когда сидящая позади девушка чуть отстранилась, отдаваясь тому же пьянящему чувству свободы и полёта, когда выехав на полупустую трассу, байкер только прибавил скорости, отпуская на волю всю свою жажду и все свои желания. В пределах разумного, кончено же.
Сумерки медленно сгущались над городом, сменяя яркий дневной свет на густые, вязкие тени, скользившие вслед за мчавшимся по дороге мотоциклом. Тёплый ветер обдувал лицо, путаясь в волосах и одежде. Звуки города оставались где-то там, на краю сознания, оставляя вместо себя блаженную пустоты и восторг, наполняющий каждую клеточку организма. Потому что именно в этой скорости, в этом ощущении власти и силы, в этом неповторимом кураже свободы он чувствовал себя живым.
И стремился продлить это мимолётное ощущение. Как можно дольше, как можно больше, как можно чаще.
Скупой поток машин вскоре и вовсе сошёл на нет, стоило им выйти за пределы города. Свет фар создавал причудливые узоры по трассе, абсурдный театр теней, наполняющий густой воздух летнего вечера чем-то таинственным и неподдающимся описанию. Кто-то приветственно сигналил им вслед, кто-то что-то кричал. Но Кощей чувствовал только маленькую, хрупкую ладошку, прижатую к его груди под расстёгнутой курткой, над самым сердцем. И улыбался в ответ, не смотря на то, что Варька не могла видеть его улыбку.
— Ночь, дорога и рок… — беззвучно пробормотал Кощей, закладывая лихой вираж и с радостью чувствуя, как девушка прижалась ближе. Скорее всего с непривычки на коже останутся синяки, уж больно цепкая хватка оказалась у бухгалтера почти экономиста. Но это почему-то финансиста «Максимуса» ни капли не огорчало.
Наоборот. Согревало хлеще самого лучшего виски из коллекции самого Харлея. Того самого Ыжего и с лопатой, что так приглянулся Марье. И пьянило ничуть не меньше, оставляя на языке сладко-пряный привкус.