— Я подожду его здесь, — сказала она тихим голосом.
Но Пьер, словно предупрежденный инстинктом своей любви, повернул голову в сторону жены и, хотя она стояла в тени подъезда, узнал ее. Она видела, как он что-то сказал молодым людям, которые были рядом с ним, и пошел к ней. Пока он шел, Северина жадно вглядывалась в него, самого дорогого ей человека, как будто видела его в последний раз. У Пьера было непривычное выражение лица, оно еще сохраняло печать часов, проведенных в иной стихии, в мире, который принадлежал только ему, его учителям, его ученикам… Следы любимой тяжелой работы, следы терпеливой доброты, выражение руководителя, разговаривающего со своими людьми, или, может быть, выражение, какое бывает у хорошего мастера, стоящего за верстаком, — вот что отметила Северина, глядя на него, на его белый халат, такой пронзительно белый, что тут же невольно возникала мысль о священном красном цвете крови.
— Не сердись на меня за то, что я отрываю тебя от твоих дел, — проговорила Северина с влюбленной и виноватой улыбкой, — но мы все время обедаем не вместе, и вот я оказалась тут поблизости… понимаешь…
— Сердиться на тебя! — воскликнул Пьер, тронутый столь ей несвойственными нетерпением и робостью.
— Сердиться на тебя, дорогая, когда ты доставила мне такую радость… Я так горд, что могу показать тебя своим товарищам. Ты не заметила, как они глядели на тебя?
Северина чуть опустила голову, стараясь скрыть бледность, холодившую ее щеки.
— Подожди меня минуту, — сказал Пьер. — У меня есть полчаса. Эх, жаль! Патрон пригласил меня пообедать сегодня у него, а то с какой радостью я остался бы с тобой.
Погода стояла теплая. Северина, которую привлекло это самое безгрешное место, потянула Пьера за собой в сторону небольшого сада, зеленеющего возле собора Нотр-Дам. Весна здесь проявляла себя более скромно, чем в других районах города. Нездоровые кварталы, обступавшие ратушу, сгоняли румянец с лиц игравших там детей. Солнце, изредка прорывавшееся сквозь апрельские облака, отражалось в водосточной трубе или тонуло в таинственной субстанции какого-нибудь витража. На скамейках сидели и беседовали старые рабочие. Были видны остров Сен-Луи и спокойная набережная левого берега.
Северина взяла мужа под руку, и они несколько раз обошли вокруг сада. Пьер говорил о жизнях, еще теплившихся у стен собора, но Северина слушала только звук его голоса, который он невольно приглушал. Что-то медленно, зловеще ломалось в ней. Когда Пьеру уже пора было уходить, она не стала провожать его до ограды.
— Я хочу побыть здесь еще немного, — сказала она.