Администрация диспансера об этих ночных праздниках знала, но знала и то, что предпринимаемые раньше попытки пресечь безобразия успеха не имели: традиции венерического отделения крепки и нерушимы, сама атмосфера, когда все как бы повязаны одним пороком, когда нечего друг друга стесняться, когда в ночи и днем слышны веселые рассказы о приключениях, приведших людей в это заведение, требовала исхода, разрядки. Условие было одно: к дежурному врачу и медсестрам ночью не стучаться, намеков через дверь не делать, спирта не просить, — и это условие выполнялось безукоризненно.
Зоя Завалуева желала скорей выписаться. Тем более что процедуры ей не помогали. Боль снимали, да, но это и бабушка Ибунюшка умеет. И вот ей предложили (прозорлива оказалась Ибунюшка!) перелить кровь. Зоя отказалась. Кто знает, что за кровь, чья кровь? От одной болезни отцепишься, другую подхватишь, рассуждала она, имея в виду сифилисное отделение. Кровь будет проверенная, чистая, обещали врачи. Нет! — как отрезала.
И вернулась невылеченной. Так и жила.
Привыкла в общем-то.
Думала лишь об одном: что делать, когда бабушка Ибунюшка умрет?
И вот к ней зашли, слегка навеселе, Петруша и Иван Захарович, гость в этом доме невиданный.
— Тебе чего тут, псих? — спросила хозяйка.
— Он теперь, мам Зой, не псих. Он выздоровел, — сказал Петруша.
— Совершенно верно, — сказал Иван Захарович, глаза которого, как у всякого русского умеренно выпившего человека, стали умней, чем у него самого же, но трезвого. И добавил: — Твой родственник, Зоя Васильевна, меня вылечил.
Петруша хотел что-то возразить, но Иван Захарович, торопя события, настойчиво продолжал:
— Необычные способности у Петра обнаружились, не то что у бабки какой-нибудь. Над головой руками поводил — и открылись мои безумные глаза. Я прозрел.
— Прям как в телевизоре, — сказала Зоя.
— Не веришь?! — с каким-то даже торжеством спросил Иван Захарович. — А ты попробуй! Ты попробуй!
— Да ну вас! — сказала Зоя. — Я вам лучше ради выходного чекушечку поставлю.
— Чекушечка не помешает, — согласился Иван Захарович, — но дело — вперед. Ну-ка, засучай рукава, Зоя Васильевна, тут все свои!
Стесняясь и посмеиваясь, Зоя все ж показала свои красные наросты.
— Приступай! — велел Петру Иван Захарович.
Петруша был в благодушном настроении и начал дурачиться: вознес руки, будто хотел вороном напасть на маму Зою, покружил вокруг нее, стал водить своими руками над ее руками, чего-то там себе под нос завывая.
— Сосредоточься! — приказал ему Иван Захарович.
— Да ерунда все это! — сказала Зоя. И вдруг застыла, прислушиваясь к себе.