В один из вечеров она поднялась за чашкой чая на кухню и увидела на маленьком столике адресованное ей письмо, которое раньше проглядела. Пришло оно из Ирландии, но конверт был надписан почерком Джека. Эйлиш не стала вскрывать письмо сразу, а отнесла вместе с чаем вниз, чтобы прочитать без помех.
Милая Эйлиш.
Мама попросила, чтобы я написал тебе, потому что у нее самой на это нет сил. Пишу в парадной гостиной, за столиком у окна. Дома было полно людей, но теперь тут не слышно ни звука. Все разошлись. Сегодня мы похоронили Роуз, мама просила передать тебе, что день выдался погожий, без дождя. Отец Куэйд отслужил по Роуз мессу. Вчера утром, после тяжелой ночи на почтовом судне, мы приехали сюда дублинским поездом. Дома еще продолжалось бдение у ее тела. Она была прекрасна – волосы и все остальное. И все говорили, какой спокойной она выглядит, как будто просто спит. Может быть, до нашего приезда так и было, но, когда я увидел ее, она совсем на себя не походила, не выглядела хуже или еще что, просто когда я опустился на колени и притронулся к ней, мне и на секунду не подумалось, что это она. Наверное, не стоило об этом писать, но я решил, что самое лучшее – рассказать тебе все как есть. Мама просила написать обо всем, что происходило, о людях, которые к нам приходили, а пришел весь гольф-клуб, да и офис «Дэвиса» на то утро закрылся. С папой, когда он умер, было иначе, на какую-то минуту могло показаться, что он живой. А Роуз была точно каменная и бледная, «у будто на какой-нибудь картине. Но красивая и спокойная. Не знаю, что со мной было не так, но я совсем не думал, что это она, пока нам не пришлось нести гроб – мальчикам, мне, и Джему, и Биллу, и Фонси Дойлу из Клонгала. Хуже всего то, что я никак не мог поверить, что это ее мы несем, закрываем в гробу, закапываем в землю. Я еще буду молиться за нее, вернувшись назад, но тогда мне просто не удавалось следить за словами молитвы. Мама просила написать, что отдельно попрощалась с ней от тебя, но когда мама говорила с ней, я не смог остаться в комнате, я и гроб-то нести почти не мог, так сильно плакал. И смотреть на нее на кладбище тоже не мог. Все время прикрывал ладонью глаза. Наверное, зря я тебе это рассказываю. Дело в том, что мы должны вернуться на работу, а мама об этом еще не знает, по-моему. Думает, что кто-то из нас сможет остаться с ней, но мы не можем, ты же понимаешь. Не такая в наших местах работа. Не знаю, какова она в твоих, но мы обязаны вернуться, и мама останется здесь одна. Ее будут навещать соседи и другие люди, но, думаю, она пока ни о чем не догадывается. Я уверен, она была бы счастлива повидать тебя, мама все повторяет, что других надежд у нее теперь не осталось, но мы не знаем, что ей об этом сказать. Мама не просила меня упоминать об этом, но, думаю, когда она сможет написать тебе, ты услышишь от нее то же самое. По-моему, она хочет, чтобы ты вернулась. Она ни разу еще не проводила ночь в доме одна и теперь повторяет, что не справится с этим. А нам необходимо возвращаться. Она у меня спрашивала, не слышал ли я о какой-нибудь работе в городе, и я обещал разузнать, однако все дело в том, что я должен вернуться назад, и Пат с Мартином тоже. Прости, что пишу так бессвязно. Наши новости, наверное, ужасно поразили тебя. Так же, как нас. Мы целый день не могли отыскать Мартина, потому что его не было на работе. Тяжко думать о том, что Роуз лежит в земле, и больше мне сказать нечего. Мама хотела, чтобы я написал, как все были к ней добры, и это правда, а о том, что она непрерывно плакала, – не писал, однако так и было, во всяком случае, большую часть времени. Сейчас я закончу письмо, положу его в конверт. Перечитывать не буду, потому что уже начинал писать несколько раз, но, перечитав, рвал и начинал заново. Заклею конверт, а утром отправлю. Думаю, Мартин в эту минуту объясняет маме, что завтра нам придется уехать. Надеюсь, письмо у меня получилось не слишком ужасное, но, как уже было сказано, я не знал, о чем нужно написать. Мама порадуется, что я его посылаю, сейчас пойду скажу ей, что письмо написано. Помолись за нее. Все, пошел.