От звука его нервы стали ещё более напряжёнными. Она закончит с бассейном, выйдет, ляжет на кровать рядом с ним. Он сотни раз делил кровать с Эммой. Может быть, даже тысячу. Это не значило ничего, когда они были детьми, и позже, когда они выросли, он сказал себе, что и сейчас это не имеет значения, даже когда он проснулся посреди ночи, чтобы увидеть, как пряди её волос щекотали щёки, пока она спит. Даже когда она начала вставать по утрам, чтобы побегать по пляжу, он сворачивался в тепле, которое она оставляла на простынях, вдыхал сладостный аромат её кожи.
Вдох. Он зарыл свои руки в бархатные подушки, которые положил под колени. Думай о чём-нибудь другом.
Это было не так, если бы у него было множества вещей, о которых стоило бы подумать. Они были в Благом дворе, не совсем заключённые, не совсем гости. От фейри было так же трудно сбежать, как и войти, у них ещё не было плана, как покинуть это место.
Но они были измотаны, и впервые, с тех пор, как всё закончилось, он был один в кровати с Эммой, по этой причине, он думал сердцем, а не головой.
— Джулс, — позвала она, и он вспомнил то непродолжительное время, когда она назвала его Джулианом, звучание этого слова из её уст заставляло его сердце разбиваться вдребезги от удовольствия.
— Нене оставила для меня платье, и оно… — она вздохнула. — Ну, я думаю, тебе лучше увидеть.
Она вышла из-за изгороди, откинув волосы, на ней было платье.
Одежда фейри обычно была либо очень богатой, либо очень простой. Это платье было простым.
Тонкие ремни пересекали её плечи; оно было сделано из шелковистого белого материала, который покрывал её тело, словно вторая кожа, рисуя изгибы её талии и бёдер. Джулиан почувствовал, что у него во рту пересохло.
Почему Нене оставило для неё платье? Почему Эмма не могла прийти в кровать в привычном снаряжении? Почему Вселенная ненавидит его?
— Оно белое, — сказала Эмма неодобрительно.
Для смерти и траура цвет белый. Белый — цвет похорон для Сумеречных охотников: белое одеяние для государственных похорон, белым шёлком закрывали глаза умершим Сумеречным охотникам, когда сжигали их тела.
— Белый не значит ничего для фейри, — сказал он. — Так что это цвет цветов и естественных вещей.
— Я знаю, только… — она вздохнула и пошла вверх по лестнице к центру кровати. Она остановилась, изучая огромный матрас, покачав головой от удивления: — Ладно, может быть я не сразу потеплела к Фергусу, когда мы его встретили, — сказала она. Её лицо было светящимся от жара воды, а щёки — розовыми. — Но он бы устроил замечательный завтрак в постель, стоит это признать. Вероятно, он нежно клал мяту под подушку каждую ночь.