Джулиан выдохнул шокировано. Он обнаружил, что его руки вцепились в гриву лошади, а остальные взмыли в воздух вокруг него — Кристина, Гвин, Эмма, Марк и Киран. На мгновение они застыли, тени в лунном свете.
Затем лошади рванулись вперед. Небо стало размытым, звезды превратились в полосы мерцающей, разноцветной краски. Джулиан понял, что он смеется — по-настоящему смеется, как ему редко доводилось с детства. Он не мог ничего поделать с этим. В душе каждого, подумал он, пока они мчались сквозь ночь, прячется желание летать.
И не так, как это делали примитивные, запертые в металлической коробке. А вот так, прорываясь сквозь облака, такие мягкие, ощущая как ветер ласкает кожу. Он взглянул на Эмму. Она склонилась к гриве своей лошади, длинные ноги плотно прижаты к бокам коня, блестящие волосы развевались как знамя. За ней ехала Кристина, которая держала руки в воздухе и визжала от счастья. — Эмма! — кричала она. — Эмма, смотри, я без рук!
Эмма оглянулась и громко засмеялась. Марк, который оседлал Копье Ветра, как прежде, Киран цепляющийся за его пояс одной рукой, не был особенно поглощен поездкой.
— Держись руками, Кристина! — закричал Марк. — Кристина! Это не американские горки!
— Безумные нефилимы! — кричал Киран, убирая вьющиеся волосы с лица.
Кристина только рассмеялась, а Эмма смотрела на нее с широкой улыбкой, ее глаза сияли, как звезды над их головами, которые превратились в серебристо-белые звезды их обычного мира.
Белые и черно-синие тени вырисовывались перед ними. Утесы Дувра, подумал Джулиан, и почувствовал тоску, он не хотел, чтобы это заканчивалось. Он повернул голову и посмотрел на брата. Марк сидел на Ветрогоне так, словно родился на спине лошади. Ветер развивал его светлые волосы, открывая взору острые уши фейри. Он тоже улыбался, спокойная и тихая улыбка, улыбка того, кто снова делал то, что так любил.
Далеко внизу под ними вращался мир, лоскутное одеяло из черно-серебряных полей, тенистых холмов и светящихся, извилистых рек. Это было прекрасно, но Джулиан не мог оторвать глаз от брата. — Так вот что такое Дикая охота, — подумал он. Эта свобода, это простор, это свирепость радости. Впервые он понял, почему выбор Марка остаться с семьей, возможно, не был таким уж простым. Впервые он с удивлением подумал о том, как сильно должен любить его брат, чтобы отказаться от неба ради него.