Из люка боевой рубки (назвать её кабиной значило погрешить против истины) доносились привычные бодрые ритмы какой-то весёлой песенки. Нарком на минуту прислушался — девчачий голос старательно выводил про солнышко, птичек и прогулки. Всё же у Кретовой был своеобразный такт — песни на немецком языке она включала только один раз, когда в ангаре задержались на ночь два инженера из поволжья, хотя, по собственному признанию Малышки, среди них были и её любимые. Лаврентию Павловичу довелось читать документы по так и не реализованным гитлеровским планам относительно населения Союза ССР и, несмотря на то, что они так и остались лишь на бумаге, немецкая речь могла вызывать у людей неприятные воспоминания…
Пилот бомбардировщика, которому было не суждено больше подняться в небо, занималась расчётами. Суматошные и хаотичные синие всполохи индикаторов бортовых ЭВМ, насколько нарком разбирался в технике будущего, свидетельствовали о том, что электроника загружена по-максимуму.
— Как настроение? — поинтересовался Лаврентий Павлович.
— Нормально, — несколько отстранённо сообщила Малышка. — Я стихи начала писать — хотите послушать?
— Давай, — согласился нарком. Он уже привык к тому, что «попаданка» — предложенное Кретовой определение как-то само прижилось среди посвящённых — мыслит весьма экстравагантно для советских людей середины двадцатого века, да к тому ещё и довольно обидчива. Впрочем, за свою жизнь ему очень много раз приходилось иметь дело с людьми не менее странных, чему у собеседницы характеров, и он принимал предложенную ей игру. Это забавляло его, да и саму Малышку, похоже, тоже.
— Кхм… — та делано прокашлялась, и продекламировала:
Белая берёза,
Белая скала.
Я к берёзе белой
Утром подошла.
На ветру колышатся
Листья золотые.
На опушке слышатся
Шорохи лесные.
— Ну как?
— Знаешь, в области экономического планирования твои способности намного выше, чем в поэзии. Не хочу огорчать, но в Союз писателей тебя с такими талантами не примут.
— Жалко… — в голосе Малышки явно слышалось огорчение. — Мне казалось, получилось хорошо. Берёза, осень, утро, золотые листья. И всё в рифму.
— Ну, алмаз и графит тоже состоят из одного элемента. Похоже, что поэзия — это не твоё.
— Мне скучно заниматься только экономикой. А особенно скучно сидеть в этих четырёх стенах.
— Ты не представляешь, КАК нам всем жаль, что твой бомбардировщик больше не может подняться в небо. — Берия позволил себе немного помечтать. — Бомбардировщик, неуязвимый для любого оружия, которое только может быть разработано в ближайшие пятьдесят лет минимум, к тому же способный в ближайшие лет двадцать работать ещё и перехватчиком, и штурмовиком — и пилотируемый отличным лётчиком. Ты бы одна изменила всё соотношение сил на планете.