– Так-то лучше, – сказал Катон и оглядел командиров. – Распорядок знаете, что делать – знаете. Готовьте людей, выступаем на рассвете. Свободны.
Центурионы резко встали, отдали честь и вышли из палатки. Все, кроме Макрона, который дождался, пока не останется наедине с другом.
– Ну-ну. А я-то все думал, что сталось с этим вонючим куском дерьма.
– Теперь знаешь. Его повысили в звании. Хорошая награда за дурные дела, похоже, становится доброй традицией.
Макрон улыбнулся каламбуру. Потом глянул в сторону входа.
– Я смотрю, ты не стал им говорить о слитках, – тихо сказал он.
– Пока нет. Мне только не хватало, чтобы среди рядовых пошли слухи насчет этого серебра. Они должны сосредоточиться на бое и не отвлекаться на сокровища. Будем молчать об этом столько, сколько потребуется.
– Да, командир.
– Привет.
Они мгновенно обернулись и увидели, что в палатку вошел человек. В простой тунике, без пояса. Примерно того же возраста, что Катон, с высоким лбом и светлыми волосами. Мужчина неуверенно улыбнулся.
– Мне сказали доложиться новому префекту.
– Это я, – ответил Катон. – Префект Квинт Лициний Катон. А ты?
Пришедший хотел было ответить, но уставился на Катона, слегка открыв рот, будто слова застряли у него в горле.
Катон уже достаточно устал и не был настроен слушать всякую чушь.
– Яйца Юпитера! Что с тобой? Просто назови свое имя, чтоб тебя.
– Мое имя? Я… я…
Пришедший нервно сглотнул, его кадык ходил ходуном. Затем он заставил себя стать по стойке «смирно» и ответить настолько четко, насколько он мог.
– Трибун Авл Валерий Крист, назначен во вторую когорту, явился по твоему приказанию, командир.
Катон почувствовал, как ему сдавило грудь, будто его ребра обвило железной полосой. Он с безразличным выражением лица смотрел на человека, который был любовником его жены. На мгновение он позволил себе усомниться. Может же быть, что есть два человека с совершенно одинаковым именем. Но беспокойное поведение пришедшего выдавало его. Он лишь мгновение смог смотреть в глаза Катону и тут же отвел взгляд, его пальцы нервно дергались, и он убрал руки за спину, стараясь стоять прямо, с развернутыми плечами.
Макрона удивила такая реакция пришедшего, и он попытался поглядеть в глаза Катону. Но тот смотрел на трибуна неотрывно.
– Трибун Крист… – начал Катон настолько спокойно, насколько мог. Его сердце колотилось, ярость, которая накатывала на него волнами с тех пор, как он узнал об измене Юлии, захлестнула его будто шторм. Его одолевало мучительное желание выхватить меч и порубить трибуна на куски. Но долгие годы службы приучили его хранить внешнее спокойствие и справляться с эмоциями, бушующими внутри. Прокашлявшись, чтобы собраться с силами, он заговорил снова: