— Но я потом приду…
— Потом ты не придешь. Тебя здесь больше не надо.
Миша пожал плечами.
— Если что, ты знаешь, где меня искать.
— Вот только искать тебя мне и не хватало.
Миша не принял этого слишком всерьез, у Колычева и прежде бывали припадки мизантропии, но сейчас он что-то был очень уж суров. Миша вышел из полуподвала с некоторым облегчением. Да ладно, подумал он, сейчас время разрывов, и мне надо, видимо, порвать со всем прежним кругом — и с бывшими друзьями, и с женщинами, и с позднейшими спутниками. Я выхожу на какой-то новый виток или падаю в последнюю бездну, но разрывы суть предвестия новизны и, кажется, роста. Чтобы прыгнуть — вверх или вниз, — надо освободиться. Чувство судьбы, то есть неслучайности, никогда не изменяло ему.
Дома, вечером, он небрежно сказал отцу:
— Мон пер, у меня, кажется, крапивница.
— Покажись, — потребовал отец. — Да, действительно крапивница. Жрешь черт-те что, вот и сыпь.
— И что делать?
— Ничего. Тяжелые болезни неизлечимы, а легкие проходят сами, — повторил он любимый афоризм, который приписывал Чехову.
— Ты уверен, что не сифилис? — спросил Миша, широко улыбаясь.
— Чего? — переспросил отец, вытаращив глаза.
— Шучу, мон пер.
— Сифилис! — сказал отец и поднял палец. — Сифилис заслужить надо! Бодлер, Ницше, теперь ты. При сифилисе, скажу тебе на будущее, сыпь имеет вид звездного неба, и она не красная, а белая.
А на следующий день, во время дежурства, Мишу ждал очередной зигзаг. Его вызвали в приемный покой. Он замер. Перед входом, покуривая, прохаживался Драганов.
Она донесла, понял Миша, донесла в институт, потому что куда же еще, и теперь они разберут мое дело уже всерьез… хотя как, зачем? Ведь я уже не в их юрисдикции. Но, видимо, она обратилась к единственному знакомому комсомольскому начальнику. Это не может быть ничем, только новой ее жалобой…
Но он опять ошибся, потому что не научился еще предугадывать прихотливые узоры своего будущего.
— Здравствуй, Гвирцман! — пропел Драганов. — Ну что, я вижу, ты окунаешься в жизнь?
— Не без этого, — осторожно согласился Миша
— Прекрасно, я рад за тебя и за жизнь. В общем Гвирцман, я полагаю, что ты можешь получить положительную характеристику и к началу апреля возвращаться в альма-матер. Есть признаки, что ты будешь восстановлен, если, конечно, не был тут замечен в прогулах и алкоголизме.
— Никак нет, — Миша позволил себе пошутить, но ситуации не понял. — А как вы нашли меня здесь?
— Но ведь я знаю, где ты, — Драганов поднял брови. — И все у нас знают.
— Но до первого апреля далеко, — сказал Миша, — это розыгрыш? Странно как-то.