Но в Валиной комнате их ожидало разочарование — там были две девушки, им было сегодня в ночную смену; одна спала, другая завивалась. При появлении Миши та, что завивалась, взвизгнула и прикрылась, — однако Мише успела понравиться, и визжала она, кажется, для проформы, — а спящая проснулась, подскочила и сделала круглые глаза.
— Ты что, Крапивина, кого водишь, Крапивина! — все взвизгивала завивальщица.
— Вот земляк приехал, в школе учились.
— Так стучать надо!
— Вот еще, к себе в комнату стучать. Повидал он всякого, не пугай.
Заводить ссору с Валей было, видимо, себе дороже. Хорошо она их отстроила, а в институте — кто бы мог подумать. Но в институте поощрялись другие свойства характера, а подлаживаться она умела безупречно.
Валя вышла из комнаты, Миша за ней — на этот день столько всего случилось, что новая ситуация его только забавляла; между тем ничего забавного не было, до призыва оставалось все меньше времени, и тратил он его не слишком продуктивно.
Валя постояла с полминуты, соображая.
— Ну пошли.
Они поднялись еще выше — неужели туда, на чердачное оконце? — но оконце, как все таинственные оконца, вело в никуда, только обещало, а за ним ничего не было. Однако выше четвертого этажа была дверь с решеткой, а решетка была на замке, но замок таинственным образом открылся. Ключа у Вали не было, она исхитрилась открыть иго то ли шпилькой, то ли отмычкой — Миша в темноте не разглядел. Что они там прячут — мужчин на время обхода? Водку?
— Давай наверх.
Наверху была еще одна дверь, уже без замка, обитая жестью и запертая накрепко; ее Валя открывать не стала, да и не могла. И здесь, на темной лестнице, между решеткой и дверью, в почти полной сказочной темноте, в запахе штукатурки, она опустилась перед Мишей на колени, расстегнула его брюки и начала делать то, что было слишком даже для сегодняшнего дня.
— Валя, — урезонивал он ее, — ну не надо, Валя, так не надо…
Она путалась в штанинах, он путался в словах, как-то все выходило совершенно не так, как должно быть при прощании, возможно, навеки.
— Ну Валя!
— Тебе что, стыдно? — В темноте странен и даже зловещ был ее тихий блядский смех. — Тебе стыдно так?
— Я не за этим… ну как тебе сказать? Я ухожу, мы, может, не увидимся больше…
— Так я и стараюсь для тебя поэтому, дурак. — Валя села на ступеньку и привалилась к стене. Миша стал застегиваться. — Ну что ты дурак такой, что ты такой телок! Хорошо, ты вот весь такой уходишь. А чего бы ты хотел, что мы должны сделать? Мы песню, может, должны спеть? Давай хором споем, да, Миш? Дан приказ ему на Запад, ей — в другую сторону!