Ему нужно было натянуть на нее эту одежду, и успокоиться, наконец. Словно она могла служить ей броней!
— Хм-м… пока ты будешь искать, я пожалуй навещу ее.
— Оставайся на месте, Торн, — мрачно отозвался капитан, — я сам поговорю с ней.
— Ладно, — Алайн поднял перед собой обе ладони, показывая, что сдавался, — сам, так сам. А насчет одежды, это тебе лучше у женщин спросить. У них все должно быть. Только эти, из тех. отдела еще те штучки. Просто так не дадут.
— С чего это? — остановился на выходе капитан.
— Ну, пообещай им чего-нибудь, — поиграл светлыми бровями Торн.
Капитан нахмурился, желая стукнуть его по лбу, чтоб тот перестал корчить гримасы.
— Ладно, — сдался доктор, — я видел сегодня в ППО ящики с Паластриса. Точно знаю, эти ребята всегда передают несколько упаковок сладостей с Дастина (столицы Пластриса). Знаешь, какая это редкость? В столовой их оставляют для офицеров, принеси их девочкам, они и свою форму снимут и отдадут тебе, поверь моему опыту.
Через час, злой, и готовый проломить чью-нибудь голову, Шейн уже шел в направлении медотсека. В этот раз Улвик не повелся на его обещания, и заставил снять китель, и пройти осмотр. Пришлось подчиниться. Кристина, замечая его в соседней каюте, разделенной между собой прозрачной перегородкой, подошла к ней, и остановилась, прикладывая руки к стеклу.
Он сидел к ней передом, и она не могла видеть рану на его спине, зато прекрасно видела следы, которые оставили повреждения полученные капитаном ранее. На одном предплечье белело четыре параллельных шрама, и она принялась гадать, чьи когти сотворили это с ним. На груди, слева, недалеко от сердца, если у турианцев оно располагалось, как и у землян, виднелся еще один шрам. Ей приходилось видеть такие, папин сослуживец и друг, когда они купались на озере, показывал такой на своей спине. Это след от пули. Значит, тогда он мог запросто умереть? Кристина вздрогнула, отгоняя от себя тревожные мысли, и еще больше разволновалась, стоило Далаку поднять голову, и поглядеть на нее.
Он был как обычно серьезен, и она видела, как сжимал пальцы на коленях, сминая ткань на брюках, когда медик обрабатывал его рану. Лицо Шейна покрылось испариной, и ей захотелось хоть как-нибудь приободрить его, но она не придумала ничего внушительного, только подышала на стекло, и принялась пальцем рисовать идиотские рожицы. При этом как-то не подумала о том, что как обычно повторяла сама все свои художества. Сначала он нахмурился еще больше, но уже через минуту, глядя на то, как она строила эти рожицы, не удержался, и устало улыбнулся.