— Дети!.. — крикнул Падди. Он держался на краспиц-салинге, совещенный восходящим солнцем, между тем как дети, закинув головы, смотрели на него снизу. — Дети! Впереди нас остров!
— Ура! — завопил Дик. Он не вполне понимал, что такое значит остров, но голос Падди выражал необычайное ликование.
— Земля и есть! — сказал тот, спускаясь на палубу. — Идите сюда на нос, я вам покажу…
Он взлез на бревна и поднял Эммелину на руки; даже с такой незначительной вышины ей удалось разобрать на горизонте какой-то предмет неопределенного цвета — скажем, зеленоватого. После того, как Дик взглянул, в свою очередь, и объявил, что и смотреть-то не на что, Падди стал готовиться к отбытию.
Только теперь, при виде земли, он впервые смутно почувствовал ужас того положения, из которого им неожиданно открывался исход.
Он наскоро покормил детей бисквитами и мясными консервами, потом принялся собирать вещи и складывать их в шлюпку, грызя бисквит на ходу. В шлюпку отправились: сверток фланели, все старое платье, футляр с нитками и иголками, какие водятся иногда у моряков, полмешка картофеля, старая пила и много всякой мелочи, не говоря уже о воде и провизии, которые они раньше взяли с собой. Когда все было готово, он прошел с детьми на пос посмотреть, что делается с островом.
За каких-нибудь час-два времени остров значительно приблизился и отодвинулся вправо; это означало, что бриг относится довольно быстрым течением, и что остров останется мили на две, на три в стороне от него. Хорошо еще, что они имели в своем распоряжении шлюпку.
— Вокруг него со всех сторон море, — заметила Эммелина, сидя на плече у Падди и разглядывая остров, на котором уже ясно виднелась зелень деревьев, выделяясь оазисом на сверкающей небесной лазури моря.
— Мы туда идем, Падди? — спросил Дик.
— Туда, и на всех парах, — объявил Беттон. — К полудню причалим, а не то и раньше.
Ветер посвежел и дул прямо с острова, как будто последний тщетно пытался сдунуть их прочь…
О, что это был за свежий душистый ветерок! Сколько тропических растений слили свои ароматы в один букет!..
— Понюхайте, — сказала Эммелина, раздувая ноздри. — Это то же, что я чувствовала вчера вечером, только сильнее.