Два человека пытаются как-то решить:
Задача живущих – встретиться и поговорить,
Но разница между живущими в тысячу лет,
И вместе они как бы есть, а как бы их нет.
Если первый напишет вопрос и отправит конверт,
Он вряд ли когда-то получит обратный ответ.
И вот двое уселись на один и тот же утес,
Свесили ноги вниз и понеслось!
Никогда не задумывался над тем, что музыка имеет таинственный смысл. Раньше я просто ее слушал. Так, по принципу «нравится – не нравится». По сути, я был музыкальной проституткой. Теперь же я избирателен. Все, что не проникает до самого сердца, все, что не оставляет послевкусия, я отрицаю.
Иду, поднимая с проселочной дороги пыль. С заросшего поля бьет жаром в лицо. Надоедливый слепень увязывается за мной и с риском для жизни пытается меня укусить. Его затея проваливается. Моя ладонь с хрустом растирает его тело по вспотевшей шее. Через сто метров захожу за бурьян и останавливаюсь, как вкопанный. Разрушенная деревянная церквушка, вокруг стоят четыре палатки. Человек шесть копаются возле строения, а отец Петр сидит наверху, работает рубанком и о чем-то шумит, командует. Его слушаются, исполняют сказанное.
Один говорит: «Здравствуй, друг!».
Другой отвечает ему, и вдруг
Что-то на общих их небесах сделало круг.
И оба смотрели на самый верх,
А сверху сыпался детский смех,
И оба узнали, что они – это один человек.
Вынимаю наушники, и мир наполняется звуками цикад, щебетом птиц и людским гомоном. Стою и смотрю на эту картину. Петр замечает меня и откладывает инструмент, улыбается мне во весь рот. Через его густую бороду и усы даже издалека видны белоснежные зубы. Он машет мне рукой, будто мы с ним закадычные друзья. Я усмехаюсь, вскидываю руку вверх в ответном приветствии. Он спускается.
Чай с чабрецом. Петр ухаживает за мной, как за дорогим гостем, а я сижу в недоумении: с чего вдруг такая забота после того, как я столько раз его прогонял?
– Я знал, что ты приедешь рано или поздно. Ты пей, пей. Сам собирал и сушил. Чабрец – трава полезная.
Я отхлебываю, обжигая небо. Смотрю в его ясные светлые глаза и не понимаю этого человека. Зачем ему это все? В этой глуши?
– Хочешь спросить, что я тут делаю с этими людьми? – читает мои мысли он. Я отхлебываю еще глоток и утвердительно киваю головой. – Они, как и ты, потерянные. А церковь и труд объединяет их и дарит смысл в жизни. Работа сплачивает, заставляет не думать о горе, о проблемах.
– Ты мультфильм про Чебурашку видел? – я снова отпиваю из чашки ароматный чай. Мой собеседник смотрит на меня с немым вопросом. – Там тоже домик для друзей строили. А что делать будешь, когда работа закончится? Тут тебе не мультик – тут живые люди.