Кричи и смейся, пропивай талант.
Пустые слезы ничего не стоят.
Воды и хлеба дай, официант!
– Прошу, не убивай меня, – рыдает он.
– Что? – отвлекаюсь от музыки.
– Пощади.
– Правда? Я объясню тебе одну вещь. Ты же должен знать, за что ты будешь страдать.
Сажусь перед ним на корточки и достаю нож. Он смотрит испуганными глазами, а я рассказываю, почему он оказался в таком дерьмовом положении. Он мотает головой и плачет. Звучит музыка.
Сегодня праздник сердца и души.
Как будто флаг, повяжешь красный бант.
Не мелочись, швыряй свои гроши.
Воды и хлеба дай, официант!
– Это всего лишь моя работа. Просто работа.
– А это всего лишь моя семья. Просто семья. И она погибла. И я хотел всего лишь извинений и справедливости. Ничего больше. Каждый сверчок знай свой шесток!
Поднимаюсь и разминаю шею, свистом подзываю трех одичавших дворняг. Я специально прикармливал их здесь, почти год давал им сырое мясо. За неделю до этого дня я запер их в клетке, и пока они ждали меня, изрядно проголодались. Теперь они сожрут все, что угодно. Когда-то он думал, что он вершитель судеб. Теперь он просто еда для псов. Зверь внутри меня оживает. Я резко приближаюсь к нему и отрезаю от тела кусок плоти. Тишину пронзает истошный вопль. Псы дерутся за кусок мяса. Я режу его почти час. Когда он отключается, колю адреналин, перетягиваю раны жгутом. Мне не нужна его быстрая смерть. Я столько ждал не для этого. Он уже не орет, лишь только подергивается. Его тело похоже на вырезку, лежащую на столе мясной лавки. Объевшиеся псы теперь просто играют с кусками. Отхожу в сторону, весь в красной жиже, вытираю тыльной стороной руки со лба перемешанный с кровью пот. Цукерман еле дышит, его голова свалена на бок. Беру его за волосы, смотрю на закатившиеся под веки зрачки. Чувствую облегчение. Прячу вывалившийся кулончик обратно и ударяю его ножом под ребра. Нож входит по рукоятку. Адвокат вздрагивает, вытягивается, его взгляд проясняется, и мы смотрим друг другу в глаза.
– Не скучай там. Скоро я отправлю к тебе твоих друзей.
Он хлопает глазами, приоткрывает рот. Я медленно вытягиваю нож и снова загоняю его под ребра. Он понимает, что умирает. Снова всаживаю клинок ему в тело.
– Смотри на меня! Смотри на меня!
Его глаза широко раскрыты, при каждом вздохе из раны вырывается свист и бульканье, заглушающие музыку. Кровь заполнила легкие, на губах появилась розовая пена. Он обмяк, и из его открытого рта хлынула кровь.
И все безумства хороши.
Как будто флаг твой красный бант.
Не мелочись, швыряй гроши.
Воды и хлеба а..а…а…
Глава XXX