Сперва — прикосновение к чужому человеку, когда начинаешь выделять его среди других, запомнив голос, походку, манеру разговаривать, потом проникновение болезненное и тягостное, когда приходится погружаться в чужие глубины, теряя что-то свое, невольно приобретая несвойственное тебе, нежеланное, чужеродное… Он не сходил с дивана, ему казалось, что предметы сработаны из картона или, более того, из бумаги, а тело его было живым, весомым, давящим на все это, бутафорское и лживое. Болела голова, было боязно ступить на хрупкий пол и подойти к полке с анальгином.
— Господи, — сказал он вслух, — мне страшно.
— Ну и дурак, — тихо проворчал старческий голос с потолка. — Это называется не страхом, а похмельем. Пей воду и терпи. Не ты первый.
— Ты подслушивал? — с подозрением спросил Климов.
— Еще чего! — с пренебрежением сказал сосед и даже, кажется, сплюнул. Это совсем неинтересно. Теперь ты счастлив?
— Конечно нет. С чего ты взял?
— Но ведь ты нашел женщину. Тебе этого не хватало?
— Совсем не так! — возмутился Климов. — Мне нужна моя жена и мои дети. И больше никто. Эта женщина мне ни к чему. Она чужая.
— Была чужая, может стать своей. Приручи. Хотя, мне сдается, что она тебя скорее приручит. Ты ведь слабенький, маленький, ты ведь у нас ангелочек.
— Не издевайся, — хмуро сказал Климов. — Если ты Бог, то помоги мне.
— С чего это ты взял, что я Бог? Я твой сосед.
— Ну, тогда помоги как сосед.
— А я некоммуникабельный! — ехидно заявил сосед. — Моя хата с краю. И вообще, что мне, больше всех надо?
— Но ведь кому-то я должен верить? На кого-то надеяться?
— На Бога надейся, да сам не плошай. Невелика мудрость.
— Тебе хорошо, — заныл Климов, страдая от головной боли. — От тебя жена не уходила.
— От меня ушло четыре жены, — гордо ответил сосед. — А я ушел от семнадцати.
— Ты говоришь совсем, как Терентьев. Пожилой, а пошляк.
— А ты молодой, а слабак. Опять раскис? Болван, все зависит от тебя. А ты лежишь и ждешь чуда. Если тебе нужна эта женщина, сделай так, чтобы ты стал ей нужен.
— Но как я сделаю это? Я ей совсем не нужен. Для нее я умер.
— А ты изменись.
— Я думал об этом. Но как же я изменюсь? Ей нужен сильный, волевой мужчина с широкими плечами и стальным взглядом. А я…
— Опять «я». Отстранись немного от себя, от своего нытья и давай метаморфируй.
— Чего? — не понял Климов.
— Изменяйся, говорю. Всего-навсего. Это же так просто.
— Может, для тебя просто, — засомневался Климов, — а я не умею.
— Захочешь — изменишься, — твердо сказал сосед и громко высморкался. Было бы желание. Если, конечно, ты считаешь, что все дело во внешности. Это вообще — раз плюнуть.